И он ушел, оставив меня в абсолютном ошеломлении, которое, правда, продлилось недолго. Пар ждать никого не будет.

Я закрылась изнутри на засов и, быстро раздевшись, юркнула в парилку. Она была крошечной, действительно на одну персону, и, кажется, ее следовало улучшить добавлением плотного полога, петли которого угадывались под невысоким потолком.

Все же какое великолепное изобретение человечества — купальни. В ковшике еще оставалось на донышке, я плеснула на камни, вдыхая живительный пижмовый пар.

Завтра я поблагодарю ван Хорна за все, и за эту негу в том числе. Хотела бы я знать, кого и как он заставил принести сюда угли и дрова и где взял чистое полотенце? И вообще, кто он, к фахану, такой, этот ван Хорн?

После, одевшись и поправив коко-де-мер, я прибрала за собой, убедилась, что ни одного уголька не выкатилось из печи, и заперла купальню на два оборота ключа. Владение ею совместно с меченым красавчиком мне нравилось даже больше, чем единоличное.

А в казарме меня ждал приятный сюрприз: нам всем выдали новый комплект белья, свежая сорочка лежала на подушке. Этот непростой день заканчивался неплохо. Интересно, а когда я теперь отправлюсь к Мармадюку? Он же не назначил мне следующей аудиенции. Неужели после истории с косточками и Розеттой он бросит меня? Предпочтет мне ван Хорна?

Наутро, любуясь, как мои товарищи с трудом сползают со своих постелей, стеная и кряхтя, я подумала, что и сама предпочла бы ван Хорна.

У всех болело все, у всех, кроме меня и, наверное, меченого, которого видно не было, он еще до рассвета покинул казарму.

Я попыталась поговорить с ним на занятиях, но Гэбриел не ответил на приветствие, одарив холодным взглядом.

Сегодняшнее расписание было составлено таким образом, что наше черное крыло оказалось не с красными, а с синими, там я почти никого не знала. На завтрак я не пошла, сидела во дворе на занозистой лавке и поглощала порцию, принесенную Николя, в одиночестве.

На турнирное поле отправилась, переодевшись во вчерашнюю несвежую сорочку и без камзола, десятка попалась другая, но я, уже наученная опытом, держала неспешный темп все пятнадцать кругов. То, что мне удалось их посчитать, говорило о многом.

Обед — опять в одиночестве, мои друзья хотели было присоединиться ко мне во дворе, но лорд Пападель пригрозил им пожизненным отлучением от груди.

— Это ненадолго, — утешила я Патрика.

С ним я тоже не поговорила. Просто не смогла. У него такая нежная душевная организация, что обидеть его — раз плюнуть. Сам расскажет со временем.

После обеда распространился слух, что сегодня нам выдадут запасную одежду, а также облачение для активных занятий. К вечеру слух подтвердился. В казарму пришел Мармадюк, велел отправляться в портновский городок, я покрутилась пред его очами, чтобы привлечь внимание, стараясь не прыснуть, глядя на его гладкую, как куриное яйцо, голову. Что могло заставить лорда-шута обрить себя? Выглядит комично.

Наконец на меня соизволили обратить благосклонный взор, Мармадюк поманил меня пальцем:

— Ты видел вчера ван Хорна?

— Да, у вас в покоях.

— А после?

Я не покраснела лишь чудом.

— Кажется, да.

— Почему кажется?

«Потому что я пыталась на него не смотреть, болван вы, ваше шутейшество!»

— Да, видел.

— И как он тебе показался?

«Он мне показался голым и довольно привлекательным».

Я пожала плечами:

— Ничего необычного.

— Он не хромал, не держался за бок? На его лице не было синяков?

Я покачала головой:

— Мы разговаривали в полумраке, ночь ведь уже была.

— Понятно. Можешь быть свободен.

Он меня так к себе и не позвал. Я опечалилась этим фактом почти до слез. Но горевать долго мне не дали. Потому что сначала прибежал Станислас и заставил внимать канцоне, которую сочинял для ее величества, потом Оливер попросил зашить разошедшийся шов кафтана, потом Патрик позвал прогуляться к кастеляну, а я взамен заставила его тащить к прачкам грязное белье из купальни. Но визит к прачкам принес нам дюжину свежих полотенец и четыре новых сорочки. А посещение портновского городка, куда мы отправились уже вчетвером, — запасные камзолы и ратные мундиры. Последние были исполнены в тех же цветах, что и обычная одежда, но из более дешевой легкой ткани и свободного покроя.

Ван Хорн подошел ко мне после ужина. Я как раз сидела на подоконнике, свесив ноги наружу.

— Сегодня мне понадобится ключ, Шерези, — холодно сказал он, приблизившись.

Я с готовностью сдернула с шеи ожерелье.

— Избавь меня от своих побрякушек.

— У меня нет другого шнура.

— Где же твоя хваленая хозяйственность?

Он дернул ожерелье на себя, я, не поняв его желания, держала слишком крепко, ткань штанов скользнула по подоконнику, и я съехала по стене вниз, оказавшись зажатой между ней и телом меченого красавчика.

Я смутилась, но подняла голову, встречая его насмешливый взгляд.

— Спасибо, Гэбриел. За то, что дал мне лекарство, и за то, что прибрал в купальне, и за парилку.

Он сглотнул, кадык на его шее дернулся.

— За два из трех, Цветочек. Неужели ты думаешь, что лорд ван Хорн самолично отскребал жевательные пастилки с грязного пола?

— Это не важно.

— Важно. Я не присваиваю себе чужих заслуг. — Он был слишком близко, просто неприлично близко, и не делал шага назад. — Чем же ты хочешь меня вознаградить?

— Услугой?

Гэбриел посмотрел на меня с какой-то странной грустинкой, я заметила, что его нижняя губа рассечена, будто от удара, а еще от скулы за ухо шла царапина, и синяк на подбородке. Все это было тщательно припудрено, и, если бы я не была так близко к нему, вряд ли бы обратила на это внимание.

— Хорошо.

— Что?

— Я согласен на услугу, и рано или поздно я ее потребую.

И он ушел, а я продолжила сползать по стене, пока не села на траву. Если бы сейчас я была женщиной, была бы уверена, что со мной флиртуют. Все признаки налицо. Будто случайная близость тел, томные взгляды и такие же томные паузы. Пьер, конечно, ухаживал за мной иначе, гораздо проще и прямее, но и кроме Пьера на хохотушку Басти находилось хотельцев в избытке. И это все у меня было, вся эта многозначительная недосказанность. И, честно говоря, действовала она на меня не в пример сильнее, чем шлепки и шуточки пригожего кузнеца, я, наверное, и гулять с ним согласилась, потому что так было безопаснее.

«Мне нужно бежать, — решила я, — бежать не в смысле побега, а прекратить общаться с Гэбриелом».