Радикальная трансформация такого подхода произошла после того, как в 1950 году вышла маленькая книга «Главы жизни апостола Павла» (Chapters in a Life of Paul). Ее автором был Джон Нокс [10], американский библеист, эксперт по Новому Завету. Нокс привел довод, к тому времени уже почти позабытый – и напомнил о том, что Деяния – это вторичный источник, а письма – главный, со словами самого Павла. Значит, сказал Нокс, нам нельзя воспринимать эти источники как одинаково точные и считать, будто их легко согласовать. Впрочем, Нокс утверждал, что воссоздать жизнь апостола Павла по Деяниям и по апостольским посланиям возможно (хотя в обоих случаях с большими лакунами), но эти версии отличаются друг от друга как небо и земля.

В Деяниях апостол Павел, обосновавшись в Иерусалиме, предпринимает оттуда три великих «миссионерских путешествия» по всему востоку Средиземноморья. В посланиях нет никаких намеков на столь тщательно спланированные поездки, а если у апостола Павла где и был исходный «опорный пункт, так только в Дамаске. Хронология расходится и в дальнейшем. В первой и второй главах Послания к Галатам апостол Павел говорит нам о том, что спустя три года со дня его обращения о нем еще не знали предводители церкви в Иерусалиме, и только тогда он решил в первый раз отправиться туда и встретиться с Петром и Иаковом. Прежде чем он отправился в Иерусалим во второй раз, прошло четырнадцать лет. Встроить эти четырнадцать лет в структуру Деяний почти невозможно, поскольку в таком случае эти годы должны будут предшествовать миссионерским странствиям, а тогда свершения апостола Павла растянутся на очень долгий срок. Ближе к концу есть опорная точка – назначение Порция Феста прокуратором Иудеи (Деян 24:27). Это произошло примерно в 55 году [11], и если попытаться встроить все странствия до этой точки, выходит, что обращение Павла произошло почти сразу после того, как был распят Иисус, и, возможно, даже в 33 году – да, столь рано. Намного вероятнее то, что в эти четырнадцать «тихих» лет и свершились апостольские странствия Павла – более разрозненные, чем подразумевает идея трех великих миссионерских путешествий, – и что о хронологии и географии этих странствий мы знаем намного меньше, чем можем подумать (на основе Деяний).

Например, одно из писем апостола, а именно Послание к Филиппийцам, явно написано из тюрьмы, и на основе Деяний нам следовало бы заключить, что оно восходит к тем временам, когда апостола Павла пленили и увезли в Рим для суда и, возможно, для казни. Но из Второго послания к Коринфянам (2 Кор 11:23–29) мы узнаем, что Павла бросали в тюрьмы не раз и не два, а еще его били палками, он терпел кораблекрушение, и ему выпадали всевозможные горести и беды, о которых мы бы никогда и не узнали, если бы читали только Деяния: там упомянута лишь одна ночь в темнице (Деян 16:19–40) – и вслед за ней апостола Павла окончательно берут под арест в Иерусалиме. Если пройти за изречениями самого апостола Павла, то невозможно узнать, где он был, когда писал Послание к Филиппийцам. И равно так же уже не в пример сложнее определить порядок появления посланий, если отойти от основы, предложенной в Деяниях и просто проследить свидетельства самих писем. Нокс указал: стоит сделать это, и даже прочно устоявшиеся гипотезы, например, идея о том, что прежде всех других возникло Первое послание к Фессалоникийцам, могут показаться шаткими. В Первом послании к Фессалоникийцам сказано: «Ибо от вас пронеслось слово Господне не только в Македонии и Ахаии, но и во всяком месте прошла слава о вере вашей в Бога, так что нам ни о чем не нужно рассказывать. Ибо сами они сказывают о нас, какой вход имели мы к вам» (1 Фес 1:8–9). Это подразумевает, что апостол Павел пробыл в Фессалониках довольно долго – и это больше похоже на истину, чем то, что послание появилось вскоре после его визита, как принято считать. (Есть и те, кто полагает, что эти стихи добавил поздний редактор.)

И прежде всего, в посланиях образ Павла совершенно не такой, как в Книге Деяний святых апостолов. В Деяниях он вершит свой труд, получив полномочия от предводителей Иерусалимской церкви, всегда тщательно следит за тем, чтобы действовать согласно их ожиданиям, и, наконец, принимает участие в сравнительно формальном совете, о котором нам сообщает пятнадцатая глава Деяний, – в том, где поднимался вопрос, законно ли принимать христиан из язычников. Председателем на этом, как его часто называют, «Иерусалимском соборе», был Иаков, а Павел и Варнава воспринимались как делегаты от церкви в Антиохии. После долгих споров собор согласился с тем, что миссия к язычникам законна, при условии, что те обязуются соблюдать несколько базовых правил насчет морали и вкушения мяса. Иаков подвел итог так:

Другими словами, язычникам, перешедшим в христианство, не нужно было становиться иудеями – от них требовалось лишь соблюдать некую облегченную версию иудейских правил, касавшихся ритуальной чистоты. Согласно Деяниям, собор этот проходит, в общем-то, в начале миссионерского пути Павла. Впрочем, если проследить по письмам, то выходит, что Нокс прав и в Иерусалим, на встречу с предводителями церкви, апостол Павел, скорее всего, приехал ближе к концу своих дней, а привело это главным образом к тому, что он согласился собрать для обедневшей христианской общины в Иерусалиме пожертвования в своих церквях – у язычников, обращенных в христианство. Пару лет спустя, когда он доставлял эти пожертвования, его арестовали, и его свобода окончательно закончилась. Апостол Павел, приехавший в Иерусалим ради этой беседы, – конечно же, ее невозможно назвать «собором» в формальном смысле, – не расценивал себя как человека, над которым довлеет чья-то власть, а скорее считал, что он в полной мере равен иерусалимским предводителям. Можно вспомнить, как он лицом к лицу противостоял апостолу Петру в Антиохии, когда решался вопрос, связанный с язычниками (Гал 2:11–14).

Таким образом, в посланиях Павел намного более независим и необуздан, нежели в Деяниях: его не так сильно тревожит, поладит ли он с зарождавшейся Церковью; и он уверен в своей правоте, особенно в том, что касается язычников. Он притязает на то, чтобы считаться апостолом по полному праву; он определен как тот, кто видел воскресшего Иисуса; и в этом он не намерен уступать тем, кто был учениками Иисуса в дни его земной жизни, и отдавать им превосходство. Заявление это весьма необычайно, и, кажется, автор Деяний его не признает: он нигде не называет Павла апостолом, а в тринадцатой главе пишет о том, как община в Антиохии, возложив руки на Павла и Варнаву, уполномочила их ехать с миссией в Иерусалим, – можно предположить, что сам апостол Павел только бы презрительно рассмеялся при мысли о таком. Он мог быть смиренным, мог говорить о себе, что он – «наименьший из Апостолов», ибо преследовал Церковь Божью (1 Кор 15:9), но в том, что касалось его апостольской власти, он не уступал никому.

Как только мы признаем, что Деяния – более поздний и вторичный источник свидетельств о миссионерском пути апостола Павла, границы рамок, в которых нам предстоит расположить послания, станут намного более зыбкими, и у нас уже не получится датировать абсолютно все письма. На законных основаниях мы сможем провести лишь сравнительную датировку Первого послания к Фессалоникийцам, Первого и Второго посланий к Коринфянам, Послания к Галатам и Послания к Римлянам, а вот Послание к Филиппийцам и Послание к Филимону «зависают» в неопределенности, поскольку мы не знаем, к каким из «многих» темничных заключений апостола Павла их отнести. Впрочем, мы и кое-что обретаем, а именно подлинное свидетельство о жизни и воззрениях ранних церквей в первом поколении после Распятия. Это свидетельство исходит от апостола Павла как предводителя ряда греческих и малоазийских церквей, состоящих из принявших христианство язычников: о главной христианской общине в Иерусалиме или Галилее мы знаем очень мало, как и об иудеях, обращенных в новую веру. И вопрос об отношении иудеев и язычников в плане Божьем, явленном нам через Иисуса Христа, выходит на первый план в повестке дня ранней Церкви, – а вклад апостола Павла в этот вопрос, как мы увидим дальше, централен для его мировоззрения.