Агна присела на сухую траву, сняла заплечную суму, выуживая сверток с дарами: пирог грибной и молоко в крынке небольшой, что собрала в дорогу ей Гойна — жена старосты. Вознеся слова нужные, она разломила пирог и оставила на месте приметном — холме сухом, куда больше всего дневного света попадало. И надо же

— запели где-то в недрах крон птицы, и лес будто бы ожил — ответил дух. Агна поклонилась до земли, отошла на пару шагов, чтобы не мешать и, скорее, почувствовала, чем услышала шорох, обернулась резко. Анарад стоял возле дерева, прислонившись плечом к стволу, на лице его чуть сдержанная любопытная улыбка. Внутри даже загорелось все, то ли от смущения, то ли от возмущения.

— Я же просила…

— Ты должна была понять, что одну тебя от себя не отпущу. — И спорить было бесполезно — Агна это понимала. — Мне надо было узнать, чем моя жена промышляет, — обхватил ее плечи, когда она попыталась пройти мимо.

Щеки Агны вовсе загорелись.

— Ты меня напугал.

— Я не хотел.

— Мог помешать обряду.

— Прости.

Агна сжала губы — и разве можно было еще что-то сказать? Анарад стиснул ее плечи ощутимее, провел вверх, так что от ладоней его по плечам дрожь разнеслась, а глаза княжича стали такие темные, глубокие, завораживающие.

— Мне необходимо тебя касаться, ничего с собой поделать не могу, — и так посмотрел жадно, прижимая к себе, будто она могла куда-то деться от него, что во рту Агны разом пересохло.

Она сглотнула, не зная, что и ответить, да и нужно ли? Помнила, как еще ночью он жарко любил ее, ласкал, касаясь самых сокровенных мест, доводя ее до блаженного беспамятства, от которого мутнело и кружилось все перед глазами. Еще до недавнего времени она пыталась всеми силами избежать его, убежать, оказаться как можно дальше от жестокого княжича Роудука и не знать его никогда, выдернуть с корнями из памяти, а сейчас таяла в его объятиях, тонула от его горячего взгляда, от прикосновений порывистых, страстных и нежных, в которых он ее так щедро купал. И подумать не могла, что такое возможно.

Громкий хруст заставил их обоих повернуться. Прямо из зарослей калины показались массивные пудовые рога, послышалось следом тяжелое дыхание. Лось с кудлатой висящей лохмотьями шерстью вытянул шею, вглядываясь в чужаков, затаился, осторожничая приближаться к угощению.

— Пошли, — дернула за собой Агна Анарада, уводя его с места ритуала. Там уже не место человеку.

Вернувшись к дубу, где оставили вещи, подобрав их, двинулись дальше. И когда время к полудню клонилось, вышли к узкой быстрой речке, что родниками стылыми билась из самой земли, и значило это, что до капища уже рукой подать. Напившись холодной, что даже зубы сводило, воды, поспешили уже бодрее. Агна не сразу различила среди серых толстенных еловых стволов с низкими мохнатыми лапами заросший прошлогодним плющом частокол. Обошли его, оказавшись перед низкими воротами, увенчанными белыми, выжженными солнцем черепами животных разных. Пустые глазницы смотрели в сень леса, устрашая и оберегая вход. Когда-то их принесли в жертву, пролив горячую кровь и напитав огонь живой силой, чтобы пробудить духов.

Едва прошли в ворота, как взгляды уперлись в рассохшиеся и посеревший от древности высокий деревянный истукан. Угадывался в нем суровый лик Велеса — Владыки чащобы дремучей, покровителя волхвов и мудрецов. Под палой листвой торчали выложенные по кругу камни, покрытые мхами — капище хоть и выглядело брошенным, да не заросшее кустарниками да травой. Анарад первым прошел вперед.

— Давно здесь никого не было, — сказал он, разгребая сапогам хвою и листву на месте, где должен быть очаг. — Выходит, не ходят сюда больше волхвы.

Агна прошла к алтарю — серому, покрытому ярко зелеными плешинами мха, смахнула с него листву.

— Порядок бы тут сперва не мешало привести.

И на него ушло тоже изрядно времени. Возложив на алтарь мед и сухих ягод — богатство леса, Агна в мыслях обращалась к покровителю прося его разрешения провести обряд. Пока Анарад сходил за сухостоем для костра, Агна очистила алтарь, расстелила рушник, выложила на него нужные травы, бурдюк с водой, нож.

— А это для чего? — голос Анарада упал сверху, взгляд хмуро ободрал девушку.

Агна подняла на него взгляд.

— Мне нужна твоя гривна, — протянула руку.

Анарад хмыкнул, но все же снял с шеи витой тускло поблескивающий в зеленоватом сумраке полога серебром обруч, вложил в руку Агны. Костер уже разгорелся, трещали сучья, завился в воздухе, потянувшись в сырую чащобу, дым. Агна, разломав пучок сухого чабреца, покрошила в металлическое сито, налила в плошку воды, воткнула нож за поясок и гривну, поднялась с подстилки.

— Иди за мной, — велела она княжичу, направляясь к разгорающемуся костру, хоть сосредоточится, когда он рядом, наблюдает за ней, было сложно. Взяв сито и плошку, прошла к костру. — Напротив встань и не приближайся, иначе все будет напрасно, если вмешаешься.

— Это он тебя так научил? — потемнели глаза Анарада разом.

Агна, встав возле пламени — так коленкам не было слишком горячо — подняла на Анарада взгляд, тот хоть и с не охотой, но все же послушался, встав напротив.

— Это неважно сейчас, — ответила сухо, уклоняясь от любого упоминания о Воймирко, хотя внутри все же всколыхнулся жар.

Агна опустила сито на огонь. Трава задымилась густо, подпалилась медленно, запахпо так, что аж до нутра пробило ароматом сладко-горьким, смолянистым. Сразу голова стала ясной, а мысли легкие, ушло все ненужное. Жар внутри остыл или Агна просто забыла о нем, сосредотачиваясь на главном. Обходя костер — окуривая пространство вокруг и окропляя водой — Агна краем взгляда цеплялась за фигуру Анарада, и что-то поднималось изнутри, что-то тугое неуловимо знакомое — дыхание замирало в груди. Вновь ощутила она то, что знает давно и источником его был этот лес и — что странно — он сам, Анарад. Агна сделала последний круг оглядывая зубчатые края частокола, замечая как сгущались тучи над головой плотнеют, повеяло прохладой и вместе с тем горячий воздух обдавал ее изредка от костра. Вернулась на свое место, отложив все, выдернула нож из-за пояса, протянула руку над огнем, сжала черенок ножа в другой, подставляя к ладони.

— А это обязательно? — возразил Анарад. — Моя кровь не сгодится?

— Я буду видеть, значит, нужна моя, — коротко пояснила она и, не раздумывая, полоснула ладонь.

Острое жало обожгло нежную плоть, загорелась, побежала густая струйка прямо в сердцевину костра. Агна не смотрела на княжича, ощущая тяжесть его взгляда, но он больше не заговаривал, позволяя ей совершать ритуал. Кровь окрасила сеть линий на ладони, будто реки, вырисовывая узор — тайну судьбы, что была поставлена печатью самой Макоши. Голова резко закружилась, Агна прикрыла веки, потянув в себя воздух, вкус железа осел на языке.

Совершая обряд, Агна невольно вспомнила Воймирко. Она злилась, что не дает покоя, но как забыть того, с кем бок о бок прожила не одну зима, с кем встречалась на этом капище, с жадностью глотая каждое сказанное служителем слово. Тонкими, словно паутина, нитями связаны они вместе, и так легко их не порвать. Даже та ночь в сторожке не заставила от него отвернуться. Уж много думала о том, что на него нашло. Бессилие? Отчаяние? Ее разрывало на части между Воймирко и Анарадом — стоит от одного отдалиться, даже в мыслях, как тянуло со страшной силой к другому. Тяжесть осела осадком на самое дно души, сердце сжалось нехорошо при воспоминании о том времени уединения со жрецом, и потянуло душу, что хоть плачь, набежала на глаза пелена мутная. Агна погнала мысли эти прочь беспощадно и остервенело.