Анарад слушал нескончаемый поток ее слов и все больше запутывался в кружеве ее речей, таких, казалось, искренних, отчаянных, безысходных. Он не узнавал ее — это не та Домина, которую он когда-то знал — свободолюбивую, ветреную, неуловимую.

— To, что было — это пройденный путь, не нужно меня тянуть назад, Домина. Я брал ровно столько, сколько ты с охотой отдавала. И это было добровольно, а сейчас я не чувствую ничего к тебе.

— Нет! Это не правда! — бросилась она вдруг, оплетая тонкими руками его шею, вглядываясь в лицо. В ее глазах заплескался страх, такой подлинный, почти осязаемый — она и в самом деле боялась потерять. — Не отвергай, прошу! Одна лишь мысль об этом причиняет мне боль, — бросилась горячо и пылко целовать лицо, щеки, губы, шею, платок ее и очелье сбилось, когда Анарад попытался ее отлепить от себя, рассыпали по плечам огненные кудри. Он с силой стиснул ее плечи, встряхнул грубо.

— Перестань, — прошипел, нависая.

Вздернулись ее рыжеватые брови, в глазах — что окончательно сбило с толку — застыли слезы.

— Я шла сюда так долго ради тебя, — дрогнули покрасневшие губы.

— Найди себе пристанище, здесь холодно оставаться, — шагнул Анарад к двери, высвобождаясь из ее рук.

— Постой, я не просто так пришла Анарад, сказать хочу, — почти всхлипнула, ухватившись за его рукав. — Я потеряла дитя… Нашего с тобой.

Анарад едва не споткнулся о порог, обернулся, уставившись невидящим взглядом на вдовицу. Наверное, стоило бы ему поскорее уйти, но он стоял на месте, а потом медленно развернулся, наверное, впервые не зная, что делать. Глаза Домины совсем затуманились слезами.

— Мне трудно было это одной пережить, тяжело. Не уходи, пожалуйста, побудь со мной недолго, — прошептала сдавленно, убирая руку, комкая платок в пальцах.

Анарад некоторое время осмысливал сказанное, но в голове все же не укладывалось ее признание. Он оглядел Домину с ног до головы заново, как будто только что увидел. Теперь то, что Домина выглядела и впрямь немного иссушенной, стало очевидным: чуть впали щеки, под глазами тени, худоба излишняя явственней отражалась в тонкой талии, плоском животе, хотя ее немного растерянный и измученный вид мог быть и от того, насколько долго женщина пробыла в пути.

Губы Домины искривились в вымученной улыбке, но она тут же погасла, едва дрогнули края рта.

— Князь может это подтвердить, да и много кто еще. Кроме тебя, у меня никого не было до того, как ты уехал, и после… Давай сядем, — попросила, прошла к скамье, опустилась, расправляя складки платья на коленях, провела по волосам, приглаживая.

Анарад бездумно проследовал вглубь, приблизившись, посмотрела на Домину сверху, дыхание его стало тяжелым, как и голова. Известие хоть и удивило, но внутри оставалась тишина. Он сел.

— Ты знала на что шла и должна была думать об этом в первую очередь, о себе думать. Я тебе об этом говорил.

— Я помню, но мне хотелось, очень… Я думаю, что скинула не от влияния проклятия… — поджала губы, говорить ей давалось с трудом.

Анарад смотрел на нее и понимал, насколько раньше глубоко и прочно был привязан к ней. Стоило ей вот так сделать, глух становился к внутреннему чутью, позволяя ей влиять на него, порой управлять, искать ее тепла. И сейчас она это пытается сделать, но теперь Анарад другой, она больше не сможет приручить его. Все равно тащиться за ним было глупо и опасно. Разлилась по холодной клети тишина. Домина протянула руку, положил на кисть Анарада.

— Русна родила Найтару сына, ты знаешь об этом?

Анарад глянул на нее, напрягаясь — князя вспоминать не хотелось, особенно после того, как обошелся с ним.

— Знаю, Вротислав говорил. — И снова тягостная тишина. — Давай, я найду тебе ночлег, завтра мы покидаем Акран, я могу дать тебе кметей, чтобы проводили обратно в Роудук.

— Не нужно, — помрачнела Домина, верно, рассчитывая на что-то другое. — Я уже нашла все, просто хотела повидать тебя, — наконец, смирившись, сказала она, и тень разочарования легла на ее лицо.

Анарад убрал руку.

— Мне нужно идти.

— Да, — согласилась, не держа больше.

Анарад поднялся, но Домина не шелохнулась, сидела неподвижно, будто глыба льда, погруженная в свои мысли. Анарад хотел предложить проводить ее до нужного

двора, но передумал: в конце концов он не звал ее сюда, а она не просила помощи. Развернувшись, он прошел к двери и, больше не сказав ни слова, вышел на холодный воздух в глубокую ночь, хотя еще немного — и порозовеет окоем, обольет тягучим светом макушки деревьев. И все же тяжелым смоляным осадком опустился состоявшийся разговор. Все же не ждал что такое может случиться. Какая бы Домина ни была ведунья, а ошиблась уже второй раз, ошиблась, сказав, что жив Ворута, и сейчас, когда знала, какая участь настигнет ее, если плод оставит. Ведь знала, что земли проклятые и кровь его.

Анарад замер невольно, подумав об Агне. Нет, с ней ничего такого не должно произойти, с наследником Русны ведь все в порядке. Но беспокойство завладело, хоть Анарад и старался себя в том не распалять. Посмотрев в непроглядную черноту неба, вдохнув стылый воздух, Анарад сошел с вросшего в землю порога, пошел обратной дорогой, поднимаясь на холм, а там сразу завиднелись огни, хотя и мало что можно было различить.

Вротислава он нашел в горнице. Брат не спал — видно, ждал его возвращения, сидел за столом возле дышащей жаром печи, распивая липовой отвар — хозяевам неудобство учиняют гости своим присутствие, но уже скоро они уедут. Сощурился хитро, когда он вошел.

— Быстро ты вернулся…

Анарад глянул в сторону, где осталась спать Агна, и так его потянуло поскорее оказаться с ней рядом, что готов был ворваться туда ураганом. Княжич вернул взгляд на Вротислава.

— …Так чего она хотела?

Анарад, скинув сапоги у порога, прошел к столу по плетеному, видно, самой хозяйкой коврику, вставая напротив брата, тоже влил себе в чару пахучего снадобья. Напившись теплого, сваренного на меду отвара, отставил пустую плошку.

— Не знаю, чего она хотела. — Говорить о том, что случилось с ней, не хотелось, забыть накрепко и не вспоминать вовсе. — Как рассветет, выезжаем, — ответил ему, — так что надо выспаться, иди, ложись.

Вротислав вздохнул тяжело, видно, рассчитывал на весьма занимательный рассказ, потянулся, расправляя ворот.

— Ладно, пойду.

Анарад, хотел бы поговорить с ним об Роудуке и о том, как тот с зимы глаз не спускает с Миролюбы, но он слишком отяжелен встречей с Доминой. Отложил этот разговор на потом, покинул горницу, вошел в тесную, но уютную, пахнущую сладко Агной хоромину. Лучины давно погасли, оставляя слабую тень смолистого дымка. Стянув с себя верхнюю одежду, Анарад невольно прислушался, запоздало понимая, что здесь было слишком тихо, не чувствовалось присутствие Агны, ее тепла и дыхание. Его обожгло изнутри кипящей смолой, когда он в темноте подступил к постели, пройдя руками по ней. И, вместо спящей Агны, поймал лишь воздух.