В самое ближайшее время российской экономике, как и обществу в целом, необходим шоковый стимул, позволяющий сделать вертикальный рывок в физическом плане и сбросить обветшавшие психологические уклады. Последствием такого шокового стимула может стать начало реализации амбициозных национальных проектов типа «Транспортный крест» и «Русский космос», имеющих давнюю и очень качественную проработку.

Основным содержанием этих проектов, кроме создания качественно новой транспортной инфраструктуры и промышленного освоения ближнего космоса, является развитие и распространение на своей и прилегающих территориях «закрывающих» технологий, позволяющих начать процесс по отклонению цивилизационного вектора от технотронного к биосоциальному пути и получить несомненные конкурентные преимущества в момент наиболее глубокой фазы глобального социально-экономического кризиса. По оценкам экспертного сообщества, эта фаза наступит в период 2012–2020 годов.

При сохранении же нынешней тенденции (по собственному элитному разумению или рекомендации «старших товарищей») в экономике неизбежно сокращение сферы государственного регулирования и резкий рост «серой» (паракриминальной) и «черной» (криминальной) экономических областей, что станет необратимым уже в обозримом будущем. Это, в свою очередь, неизбежно вызовет внешнюю уязвимость позиций страны в целом, что проявится в стимулировании экстремистской среды, взрывном росте террористических атак. Во внутренних отношениях это ужесточение передела собственности между «элитарными» группировками и блокирование так необходимого перехода на мобилизационный режим не только экономики, но и страны в целом.

Второй шаг — стимулирование «вертикального» развития российских граждан — в настоящее время можно сделать, только противопоставляясь насаждаемой от лица государства системе образования и поддерживаемым государством СМИ. Фактически это уже происходит во многих регионах страны. Моральнонравственное и смысловое противопоставление «вертикально» формирующихся граждан и противоположной не только им, ной большинству населения страны правящей элиты неизбежно приведет к «нейтрализации» элиты (как наименьшему моральному злу) без социальных катаклизмов. Как вариант — создание нового туристического комплекса «Рублево-Успенский заповедник олигархов», огороженный пятиметровым забором израильского производства.

Таким образом, в ходе развертывания перехода к новой модели экономического и социального развития у России есть все шансы возглавить «остающуюся» часть человечества и стать основным центром взаимосвязи с «верхней» его частью.

Марианна Анатольевна Кочубей:

— Нет нужды подтверждать, что индикаторами состояния социума являются образование, медицина. Третий несомненный индикатор — состояние безопасности. Я буду опираться на определенные концепты и факты, которые складываются именно в системе безопасности, находящейся по большому счету в глубоком кризисе. Я далека от мысли, что это специфичная российская проблема. Нет. Кризис систем безопасности в концептуальном смысле поразил практически все государства. Доказательство этому — нарастающая секьюритизация практически во всех странах.

Ограничения эффективности системы безопасности идентичны ограничениям в экономике. Это — конечность территорий и ограниченность биологических возможностей человека. Это ставит под сомнение тезис господина Делягина о биологизации социума. Я считаю, что биологизация социума в связи с очень сильным проседанием сетки безопасности будет сводиться в ближайшие 20 лет не к «апгрейду» человека, — хотя мне эта идея очень нравится, — она будет сведена к архаизации человека. Я так вижу эту картину, хотя мне лично «апгрейд» близок и более интересен.

В связи с этим у меня несколько тезисов, которые касаются перспектив состояния безопасности — именно в контексте цивилизационного кризиса, который я понимаю ровно так же, как и большинство присутствующих, что облегчает мою задачу.

Первое. Я отчетливо фиксирую, и не боюсь об этом говорить на самых разных площадках, дистрофию легальных управленческих технологий в сфере безопасности. Я умышленно употребляю весьма жесткий термин. Речь идет именно о дистрофии. В результате — как внешнюю картинку — мы имеем увеличение теневого поля управленческих технологий. Пример — сама постановки задач в борьбе с терроризмом. Руководители антитеррористических структур в публичных выступлениях довольно часто стали не оговариваться, а именно проговариваться, когда ставят задачи по выявлению и уничтожению террористов. Ликвидация — это и есть теневая технология.

Итак, звучит слово «ликвидация». Почему не предание суду? Извините, а где легальные, апробированные правовые механизмы? Это к вопросу о том, что нарастают теневые технологии. Это и есть индикатор и маркер дистрофии легальных управленческих решений. То есть легальные решения в системе безопасности не работают или работают неэффективно. Соответственно, для эффективного решения вопроса целесообразно прибегнуть к теневой технологии. Это очень серьезная позиция, и от нее зависят другие вещи, особенно в условиях цейтнота при нарастании критичных угроз самой системе безопасности.

Второе. Фиксируется неадекватность теоретических моделей и концепций безопасности. В условиях резкого изменения геополитической ситуации, катастрофически нарастающего экономического кризиса и переформатирования списка ключевых акторов мировой геополитики совершенно неадекватной выглядит концепция военной безопасности России. Господин Овчинский ознакомился с концепцией общественной безопасности и тоже остался недоволен. Была глубокая скорбь в глазах, когда вы рассказывали об этом. Эта неадекватность, на мой взгляд, вызвана непониманием того, что стандартные легальные управленческие технологии — особенно в сфере безопасности — уже не работают. Из-за этого концепт перестает выполнять свою функцию.

Третье. Происходит очевидная регионализация центров силы. Это — прямое отражение экономической регионализации. Прежде всего, речь идет сейчас о переформатировании центров притяжения этих сил. Очевидно, что НАТО отныне является не единственной и, пожалуй, на самом деле не самой серьезной площадкой. Центром регионализации силы становится Пекин — это очевидно. Если сегодня его взоры обращены на Юго-Восточную Азию, то государства Центральной Азии для Пекина — это тыл. Китаю здесь нужны тишина и покой. Поэтому с точки зрения безопасности прогнозируются максимальные действия Китая по успокоению ситуации в Центральной Азии. Как они это будут делать? Я не очень хорошо это понимаю. У них есть проблема Пакистана и порта Гвадар. Это — нож в спине Китая, который постоянно будет вращаться. В условиях кризиса это — самостоятельный тренд, который обеспечит эффект раскачивания региональной и мировой безопасности. Решаться проблема будет региональными силами.

Четвертая позиция. На мой взгляд, при форматировании новых способов управления безопасностью будут задействованы ментальные модели. Почему я делаю такое утверждение? Концепция информационной безопасности армии Китая содержит ключевую задачу не допустить проникновения врага в ментальное поле китайского солдата. Это очень серьезная позиция. Она отражает понимание китайским руководством современных технологий дестабилизации и ведения войн. Соответственно, ментальность будет самым активным образом задействоваться в формировании как концепций дестабилизации, так и концепций безопасности. Здесь я с господином Делягиным согласна. Это тоже технологии управления.