будет. Как и то, что хранящийся в моей памяти образ мало соответствует действительности. Хотя мне все больше начинает казаться, что именно он является самым верным. Глубоко спрятанным им самим. Тем, о котором давно позабыл. И мне очень хочется вытащить наружу все скрытое в нем. Чтобы не только я, но и он сам увидел себя другим. Прежним? Ведь он гораздо лучше, чем хочет казаться для всех, потому что так проще, по его мнению. Вот и тянусь к нему вновь и вновь, вкладывая в наш поцелуй все то, что переполняет и бурлит во мне по отношению к нему. Чтобы чувствовал вместе со мной эту потребность не только брать, но и отдавать.

Ответ не заставляет себя ждать. Привычно наглый и жадный, отрубающий сознание напрочь. Алчный. Ненасытный. Не целует – пьет мое дыхание, мои эмоции, как тот же вампир. А я и не против. Делюсь с ним всем, в чем он так нуждается. Отдаю всю себя без остатка. И кажется, мы немного увлекаемся, потому что в себя я прихожу сидящей на перилах и от покашливания Григория. Как и только теперь замечаю, что давно уже не держу ни ошейник собаки, ни пиджак, а обнимаю мужские плечи. И мне совсем не хочется их отпускать. Фактически заставляю себя разжать пальцы и отвести руки.

– Розжиг, – протягивает охранник не только флакон, но и охотничьи спички.

Не мне, разумеется. Игнату. Тот, похоже, изначально именно за ними посылает Григория, поскольку кивает, забирая принесенное, и тот сразу уходит. Легко воспламеняющаяся жидкость в его руках тоже надолго не задерживается. Открутив крышку, мужчина выливает содержимое в урну, поливая рубашку, а затем и сам флакон туда же бросает, после чего чиркает спичкой. Я же сосредотачиваюсь на ином. На пятнах крови на обоих рукавах белой ткани. Невольно кошусь на мужские ладони, но на них ничего подобного нет. Только сбитые костяшки. Получается, чужая?

– Чья она? – уточняю, беря свободную его ладонь в свои, пристально разглядывая ее на предмет других ранений.

Горящая спичка летит в урну. Все содержимое в ней вспыхивает в считанные мгновения.

– Не моя, – односложно произносит Игнат.

Киваю. И не спрашиваю ничего больше по этому поводу. Не потому что мне не интересно, а потому что даже представлять не хочу, что с тем человеком стало.

– Он живой. Не грохнул я его, если тебя вдруг это беспокоит.

Снова молчу. Хотя в душе испытываю облегчение. Вместо ответа подношу его ладонь к лицу и прижимаюсь к ней губами, ощущая, как напряжение в мужской руке постепенно пропадает. Немного погодя мужские пальцы и вовсе зарываются мне в волосы, привычно обхватывая за затылок. И снова я притянута к нему ближе, с возможностью смотреть глаза в глаза. Не просто смотрит. Будто ищет во мне что-то определенное, одному ему известное. И этот взгляд столь необычен и нов для меня, что я невольно смущаюсь.

– Голодный? – спешу отвлечь его от непонятных мне мыслей. – Там все еще теплое. Идем?

Но так никуда и не иду. Помню про рефлексы. Вот и жду терпеливо. Заодно ищу взглядом Лаки, чтобы отправить обратно в будку, но того нигде нет. По итогу решаю скинуть это дело на охрану. Все равно без дела шастают.

– Даже не представляешь, насколько я голодный, – заявляет Игнат самодовольно, отвлекая от собаки.

Земля уходит из-под моих ног. Он приподнимает меня выше, вынуждая обхватить его ногами. Пиджак тоже окончательно позабыт. Так и остается валяться на улице. А мы в самом деле направляемся на кухню. Правда, ужин мужчину совсем не интересует. Я усажена на столешницу. Моя верхняя одежда оставлена еще на полпути сюда. Свитер также летит на пол. Как и штаны, из которых меня буквально вытряхивают. Колени широко раздвинуты в стороны. Откровенная поза вызывает во мне чувство неловкости и стыда. Но еще больше его провоцируют последующие слова:

– А теперь скажи-ка мне, приветливая моя девочка, когда я прикоснусь к тебе между твоих красивых ног, ты будешь достаточно мокрая для меня? – шепчет Игнат, задевая губами мою левую скулу в подобии поцелуя.

Сознание почти топит смущением вперемешку с диким стыдом и возбуждением, рождающим внизу живота тягучее и невообразимо острое желание. Отклоняю голову назад, позволяя мужским губам скользить по лицу к шее.

– Да… – отвечаю то ли на его вопрос, то ли на свои ощущения.

На этот раз Игнат не целует – жадно облизывает, изредка прикусывая нежную кожу. И совсем не спешит. Сгибом пальцев ведет от правого колена по внутренней стороне бедра. И это становится настоящей пыткой, потому что вся моя суть сосредотачивается на этом простейшем действии. Больше никак не прикасается. Я чувствую лишь его тяжелое дыхание на своей разгоряченной коже. Хочется кричать от такого промедления.

Мгновения растягиваются в целую вечность, прежде чем его пальцы задевают край ажурного белья. Не снимает. Отодвигает в сторону. И сам тоже чуть отодвигается. А пылающий алчным голодом взор смещается с моего лица гораздо ниже, заставляя ощущать свою частичную обнаженность острее и ярче прежнего.

– И правда. Красивая. И мокрая.

Вот теперь прикасается. Большим пальцем растирая влагу по моей плоти, наблюдая за своими действиями. Мучительно медленно. Снова и снова. Пока у меня бедра не начинает сводить судорогой. Сомкнуть их вместе – скорее рефлекс, нежели мое осознанное действие. Которое моментально пресечено.

– Не закрывайся от меня, – мои колени вновь широко разведены в стороны. – Хочу видеть. Всю тебя.

Он вновь гладит меня. Уложив ладонь в центр солнечного сплетения, вынуждает улечься спиной. От соприкосновения с прохладной поверхностью вздрагиваю. И с шумом втягиваю в себя новую порцию кислорода, когда нижняя часть моего белья начинает скользить с бедер по ногам. Но и тогда Игнат тоже не перестает смотреть и ласкать. Прикасается лишь поверх плоти, не проникая, и это сводит с ума намного больше всего остального. Едва ли я сдерживаю протестующее хныканье, когда подаюсь ему бедрами навстречу в негласном требовании большего. Хотя вряд ли действительно понимаю, о чем прошу. И жадно хватаю ртом воздух, цепляясь пальцами за край столешницы, чтобы хоть как-то удержаться в этой реальности, когда мужские пальцы собирают мою влагу и размазывают ее ниже, между ягодиц, после чего слегка давят, проникая указательным пальцем так же