Кузьма осушил свой бокал и уставился на меня своим ужасным взглядом. Я начала пить, без остановки, глотая каплю за каплей самое ужасное вино, которое я когда-либо пила.

Кузьма вырвал у меня бокал, когда я протянула ему пустой. Ушел на кухню, вымыл посуду, выключил свет и вернулся в кровать. Лег на самый край и отвернулся. Я тоже отвернулась. Подтянула ноги к животу, обняла подушку и уснула, как ни странно, очень быстро.

— Даша…

Я подскочила с подушки с криком:

— Уже восемь? — и тут же уставилась на бумажный стаканчик, маячивший прямо перед моим носом. — Что это?

Понятно, что — по запаху понятно!

— Кофе! — Стаканчик качнулся. Это Кузьма поднялся с колен. — Все ещё кофе. Твой.

— Откуда? — спросила я, сгребая с лица волосы, которые нечесаными паклями топорщились в разные стороны.

— От верблюда! — Но Кузьма точно улыбался. — Сбегал к нашим хорватам.

— Сбегал? — переспрашивала я, как полная дура.

— Сбегал. Попросил налить не до краев.

— Зачем? — волосы ни в какую не желали оставаться за ушами.

— Чтобы не расплескать. Не знал же, что ты решишь на самом финише вышибить стакан у меня из рук.

Я села, даже ноги спустила и, плюнув на волосы, протянула руку за стаканчиком. Горячий. Кузя быстро бегает. Но…

— Который час? Они открываются в восемь.

— Приходят на работу они раньше. Упросил сварить кофе, чтобы я мог подать его в постель студентке, некомсомолке, спортсменке и просто красавице… Ну… — он провёл рукой по моим волосам. Так нежно… — когда она причешется. И парни меня поняли. А теперь хочешь правду?

В шортах и майке он выглядел как обычно, но ведь теперь он не мог быть обычным…

— Я не спал всю ночь и теперь не знаю, как сесть за руль. Пей давай… А лучше перебирайся за стол. Можешь голой. На столе остатки былой роскоши. Кусочки кексов и пирога. Ну и фрукты. Что-то я вчера не додумался купить нам по йогурту.

Он развернулся и почти вышел, когда я позвала его назад:

— Кузя, почему ты не спал?

Он медленно повернулся и так же медленно просканировал меня взглядом.

— Догадайся с трёх раз.

Я сжала губы, потом все же раскрыла их, но не для того, чтобы высказать глупое предположение, а для того, чтобы сделать обжигающий глоток капучино. Когда же я наконец проглотила кофе, Кузьмы в комнате уже не было. Тогда, отставив стакан на тумбочку, я замоталась в простыню и вместе с кофе выползла на кухню. По телевизору шли новости на хорватском, но я не вслушивалась, хотя ухом улавливались знакомые слова, особенно в рекламе шампуня. Моя "коса" оставалась непричесанной и местные новости из уст Кузьмы меня интересовали в это утро куда больше мировых.

— Ты действительно не можешь ехать?

Он смотрел исподлобья и не отвечал. Тогда я добавила:

— Может, не поедешь? Потом встретишься с маминой подругой… На неделе…

Я говорила медленно, хотя думала, что говорю быстро. Кузя не выдержал и перебил:

— Даш, я окей. Если ты не можешь ехать, я пойму.

Я вся сжалась. Даже, кажется, втянула голову в плечи.

— А ты хочешь, чтобы я с тобой поехала? — спросила я с большой опаской.

— Очень хочу! — не дал даже договорить мне Кузьма и протянул кусочек пирога прямо к моему рту. — Кусай уже, акула. Ты очень больно кусаешься.

Не став разбираться, о чем он говорит, я просто стала жевать. Кузьма только кофе пил. Слишком долго. Что у него там в стаканчике осталось? Да ничего. Он просто составляет мне за столом компанию. Я задвигала челюстями ещё быстрее.

— Могу идти! — подскочила я и юркнула в ванную чистить зубы.

Идти я действительно могла. Живот малость тянуло, но не сильнее, чем при месячных. Ноги ныли в основном в икрах, от бега и совсем чуть-чуть в ляжках. Может, опять же от бега.

Я спустила тогу из простыни к поясу, чтобы дать просохнуть дезодоранту, и спокойно драила щеткой зубы, когда Кузьма открыл дверь, без стука, и не вошёл.

— Что? — спросила я скорее взглядом, чем ртом, полным пеной.

— Просто смотрю на тебя. Нельзя?

Можно, конечно. И я пожала плечами. Скорее для себя — удивительное дело, я не чувствовала перед ним никакого стеснения. Ну, кроме стыда, за неудачный секс, но своего обнаженного тела я совершенно не стеснялась. И даже не вспомнила про отсутствующий в замке ключ.

— Пойду брошу в машину воду…

И никуда не пошёл.

— Нет, сначала зубы почищу…

Я подвинулась. Нет, сначала он… Сначала он все же вытащил из стаканчика зубную щетку, но тут же бросил и схватился… За меня. Он стиснул меня так, словно я была тюбиком, в котором пасты осталось совсем чуть-чуть и совсем на дне.

— Кузя…

— Молчи, дура…

Он приклеил мои уши к затылку, затем стянул волосы в пучок, и все это — не отрываясь от губ.

— Ну почему ты вчера промолчала? Почему?

Я думала, он снова начнёт вытрясать из меня душу, но нет, на этот раз он просто гладил меня по плечам. Как кошку. Да, как кошку, которую гладят, чтобы успокоиться самому.

— Дашка, Дашка…

И больше ничего не сказал. Только толкнул в сторону.

— Пошла вон. Не мешайся. Так никогда не выйдем.

Простыня волочилась по полу, но я так и доволокла ее до его кровати, не подобрав, а потом пошла к себе. Матрас оставался мокрым, но без пятна. Надо же было так… Я стащила с вешалки полосатый сарафан. Посаженное случайно пятно я замыла в тот же вечер, а так он нормальный, потом не пахнет, я проверила. Теперь надо было привести в порядок волосы. Они, увы, не желали приводиться в порядок ни с помощью расчески, ни с помощью пальцев. Как и мысли. В итоге я заколола их наверх и схватила очки. Мысли я оставила при себе в полном хаосе.

— Надо будет тебе шляпу купить, — заявил Кузьма, кидая бутылку с водой на заднее сиденье Мерседеса.

Я кивнула. Ага… Зачем? Чтобы хоть немного соответствовать его вкусу, что ли? Пожалуй, что так…

Машину трясло на камнях. Все, как обычно. Только Кузьма не был обычным: развязным и насмешливым. Он был зажатым и серьезным.

— Станет плохо, скажи, — буркнул он, не повернув ко мне головы.

— Почему мне должно стать плохо?

Он пожал плечами, все так же глядя строго перед собой.

— Откуда мне знать…

И вовсе замолчал.

— Голова немного болит, — призналась я тихо. — Из-за вина или жары.

Он снова кивнул, даже промычал что-то для большей убедительности, намертво приклеившись взглядом к дороге. Так мы и ехали молча минут пять, десять, пятнадцать. "Водителя во время движения не отвлекать… разговорами", да какие у нас разговоры, мы — антиподы, ничего общего, кроме первого поцелуя. И то, разве же это был поцелуй! Так, промахнулись щекой…