и молчала. Радужка ее глаз, всегда такая синяя, будто бы покрылась дымкой, побелела. Пальцы брата еще сильнее впились в запястье девушки.

– Ты поняла меня? – ласково спросил Игнат.

– Отпусти! Мне больно!

– Не слышу ответа, моя дорогая сестренка. – Голос брата заметно погрубел.

– Да, я тебя поняла, – выдавила из себя Дарья.

– Вот так-то оно будет лучше, – сказал Игнат и разжал пальцы на запястье девушки. – А то, понимаешь ли, я уже начал сомневаться в твоей искренности. Меня это почему-то очень напрягает. – Он улыбнулся, как если бы преступление, о котором шла речь, не имело к нему никакого отношения, и продолжил: – Знаешь, я бы посоветовал тебе уехать отсюда как можно скорее. Так будет лучше для нас обоих.

– Мне запретили.

Коваленков усмехнулся и сказал:

– А ты поменьше слушала бы их.

– Хорошо, я уеду.

– Вот и славно, – совсем бодро проговорил Игнат. – Ты же знаешь, что я тебя люблю и очень беспокоюсь о твоем здоровье. Так что побереги его.

Перед ней был прежний Игнат, которого она хорошо знала и еще недавно так крепко любила. Глаза ее, какую-то минуту назад белые, вновь приобрели прежний небесный цвет.

– Возьми брошь, – сказал Игнат и разжал ладонь. – Этот изумруд очень подойдет к твоему милому личику.

– Не нужно. Ты снял брошь с вечернего платья Ларисы Васильевны.

– Ты удивляешь меня, сестренка. Мертвецам такие безделушки уже без надобности. Не хочешь, не надо. – Он сунул брошь в карман. – Какой-нибудь марухе подарю. У меня их много. Они не такие привередливые, как ты. – Игнат замолчал, улыбнулся так, как если бы между ними не было этого тяжелого разговора, и быстро пошел по улице.

Дарья снимала угол в большой трехкомнатной квартире, в которой проживала вдова профессора, семидесятилетняя крепкая властная старуха, любившая во всем порядок. Девушке очень хотелось избежать встречи с ней. У нее не оставалось сил ни на пустые разговоры, ни на любезности. Ей хотелось просто побыть одной в тишине, хоть как-то заглушить неистребимое горе.

Не получилось.

Едва она вставила ключ в замочную скважину, как дверь приоткрылась, и на пороге предстала хозяйка.

– Дашенька, вы вчера не разбивали синюю чашку? – спросила она.

– Нет.

– Не знаю, куда она запропастилась. Что с вами? – ласково протянула хозяйка, внимательно посмотрев на Дашу, входящую в квартиру. – Вы очень неважно выглядите. Не случилось ли чего?

Девушка проглотила ком, застрявший в горле, и негромко отвечала:

– Все в порядке, Нина Васильевна.

Даша шагнула за порог, невольно согнулась под пристальным взглядом хозяйки и подумала:

«Откровения услышать хочешь, старая сплетница? Не дождешься!»

Она прошла в свою комнату и тотчас поняла, что покоя в чужих стенах ей не сыскать, находиться здесь более невозможно. Самое лучшее – уехать отсюда и забыть обо всем хотя бы на время, а там будет видно.

Даша вытащила из-под кровати небольшой чемодан, обтянутый потертой коричневой кожей, и принялась складывать в него вещи. Она старалась не позабыть ничего, знала, что сюда более не вернется. Закрыв крышку, щелкнула замками и вышла из комнаты.

В соседней комнате, где располагалась хозяйка, играл патефон. Это надолго. Старуха не выйдет из комнаты, пока не прослушает все пластинки.

Дарья открыла входную дверь, вышла в прохладу лестничной площадки и тотчас столкнулась с шестидесятилетней женщиной, проживающей по соседству.

– Дашенька, куда же вы направляетесь? Уезжаете от нас? – громко спросила соседка.

Это был тот самый случай, когда не отмахнешься.

Дарья остановилась и произнесла первое, что пришло ей в голову:

– Хочу тетку навестить.

– Это ту самую, которая в Чехове проживает? – осведомилась соседка, тут же уловила недоумение на лице Дарьи и продолжила столь же оживленно: – Вы о ней как-то упоминали.

Девушка пыталась сохранить равнодушие, но это получалось у нее крайне скверно. Губы вопреки желанию сжались в тонкую упрямую нить, брови сдвинулись к переносице, придали выражению лица некоторую угрюмость.

О тетке она сказала соседке мимоходом, где-то с месяц назад. Кто бы мог подумать, что у старухи такая великолепная память.

В этот раз Даша нуждалась в убежище. Лучшего места, чем Чехов, было не найти.

– Да, к ней, – равнодушно отвечала девушка, опасаясь дальнейших разговоров, быстро попрощалась и заторопилась вниз по лестнице.

– Езжай медленнее, – сказал водителю старший лейтенант Кондрашов, когда они выбрались на шоссе Энтузиастов. – Это где-то здесь. – Он стал внимательно всматриваться в нумерацию домов. – Не этот. Не тот. Ага, вот он. – Старший лейтенант показал на пятиэтажный дом, облицованный гранитными плитами. – Хорошее местечко выбрала наша клиентка, спокойное. Но ничего, мы ее потревожим. Ты давай оставайся пока здесь, а я сейчас к ней наведаюсь.

Кондрашов выбрался из машины и скорым шагом направился в подъезд, встретивший его желанной прохладой. Он едва ли не бегом поднялся на третий этаж, позвонил в дверь, из-за которой доносилась громкая музыка, немного подождал, нажал на кнопку еще разок, но так и не получил никакого ответа.

Неожиданно соседняя дверь отворилась, на лестничную площадку вышла седая женщина и сдержанно поинтересовалась:

– Молодой человек, вам кого?

Старший лейтенант показал ей удостоверение сотрудника МУРа и сказал:

– Мне бы хозяйку. Да вот никак не могу дозвониться.

– Ах, вот оно что. Когда Нина Васильевна слушает музыку, дозвониться до нее практически невозможно. Знаете, она даже от чая отказывается. Пока не прослушает все свои пластинки, ни за что не успокоится. Уж я‑то ее знаю. А что это вам вдруг Нина Васильевна понадобилась?

«Все старики страдают любопытством. К этому следует относиться с пониманием», – подумал старший лейтенант и ответил:

– Мне, собственно, не она нужна, а ее квартирантка.

– Ах, вот оно что. Даша, значит. Так она недавно ушла. Вы разминулись с ней буквально минут на двадцать.

– Куда она пошла?

– Она собиралась поехать к тетке в Чехов, отправилась на вокзал.

Кондрашов поблагодарил женщину, сбежал с лестницы, устремился к машине, плюхнулся на сиденье и прохрипел:

– Давай на Курский вокзал! Да побыстрее! В Чехов Коваленкова уезжает.

Машина ехала быстро, но Кондрашову казалось, что она едва плетется, и он без конца поторапливал водителя:

– Поднажми! Поторопись! Ведь уедет же.

– Товарищ старший лейтенант, и так я быстро еду! Не могу же я взлететь, это ведь не самолет!

Вскоре впереди показались шатровые крыши Курского вокзала, а когда автомобиль вывернул из-за поворота, то взглядам сотрудников уголовного розыска предстало и само здание: белое, нарядное, украшенное колоннами и арочными фронтонами над большими высокими окнами.

– Идем вдвоем! – распорядился старший лейтенант и широко распахнул дверцу.

Следом за ним так же расторопно выскочил на дорогу водитель. Они едва ли не бегом подскочили к главному входу. Кондрашов цеплял взглядами людей,