— Мы хотим 40 %! — заявил Ханси, но Бен, пожав плечами, принялся готовить железный ящик для денег.

Вскоре начали подходить первые счастливчики, нашедшие самые дешевые машины. Пришлось переводить. Одному надо было позарез сделать круг, другой просил посмотреть, не скручен ли километраж, третьего интересовал мотор, кого-то — салон, сигнал, багажник. Все суетились, бегали взад-вперед, а я, по просьбе Бена, не отходя от него переводил. Уже возникли первые перепалки, Иван сцепился с Витьком из-за какого-то дрянного «Рено», вспотевший Валера бегал от машины к машине, сравнивая цены, а шпингалет спешил за ним, держа его бушлат и украдкой прикладываясь к фляжке из кармана. Все нервно курили.

Тут меня отозвал в сторону мрачный тип с флюсом.

— Слышь, земляк, отойдем. Дело есть. — Вблизи я увидел, что у него не флюс, а просто распухшие щеки. Около серой малолитражки он, хмуро посматривая кругом, сказал: — Это кто, близкие твои?

— Кто? — не понял я.

— Ну, эти, иностранцы.

— Знакомые.

— Хорошие знакомые или так?

— А в чем дело?

— А в том, земляк, что негоже им столько денег отваливать. Кинуть бы их!.. — Увидев мой вопросительный взгляд, он снизил голос: — Связать бы их сейчас, сунуть куда до утра, бабки все забрать и машины все увезти на баржу — и дело с концом! А завтра в 7.00 отплытие — ищи — свищи ветра в поле!.. Туточки, я грубо прикинул, на много миллионов. И порша того золотого прихватить не забыть. Капитан слова не скажет, ему порша дать — и всё.

— Тут еще в порту шхуна с анашой стоит. Может, захватим заодно? — сказал я ему в ответ.

— Много анаши-то?

— 17 тонн, говорят.

Он подумал.

— А чего, к барже подцепить и выволочь! У нас лоцман есть что надо. По водичке, по водичке бы и потянули, а в нейтралке на лодки перекинули б — и всё. Верное дело говорю. Их бы связать — и куда-нибудь… В подсобку. Вон видишь, где у него ключи от машин, — кивнул он, не глядя на Бена. — До утра все машины на баржу перегнали бы… Пока темно…

Конечно, можно было указать на видеокамеры по всем углам, рассказать о компьютерной связи и азбуке Морзе, о том, что братва вряд ли перегонит в порт полсотни автомобилей без аварий и наездов, о том, что здешняя полиция по мелочам не разменивается, но серьезные дела решает быстро и умно, что почти в каждой проезжающей машине есть радиотелефон и обо всем подозрительном тут же сообщается в полицию, что существуют вертолеты и катера, патрули и таможня, что мы не в тундре и что, в конце концов, «иностранцы» знают баржу и всех в лицо, но я ограничился тем, что признался:

— Я не умею делать такие вещи.

Он сделал недовольную гримасу, но тут к автосалону подъехали два помощника Бена, белесые, рослые и одинаковые, как однояйцевые близнецы, и включились в работу. Мрачный тип, оторопело уставившись на них, молчал.

— Жаль, — сказал он наконец. — Хороший был понт, упустили.

— Да, — согласился я. — Может быть.

— Тогда скажи ему, падле, пусть он мне получше машину подыщет, тут у меня всего-то тысчонка с чем-то… Раз так — то так, а вообще-то — вот так, — заключил он сам с собой.

— Пошли.

Как тебе известно, тезка, согласно тюремной психологии, все люди делятся на две категории — на тех, кто умеет воровать, и на тех, кто умеет сторожить. А я, чем больше живу, тем больше убеждаюсь, что ни того, ни другого делать не умею (как, впрочем, и ты). И сколько угодно оправдывайся перед собой, что не в пещере вырос, что не надо было охотой добывать себе пищу и палочками разжигать огонь — факт остается фактом. Конечно, слушая с детства сонеты и адажио, трудно представить, что кто — то в поте лица добывает себе хлеб насущный. Узнавать жизнь из книг было куда увлекательнее и проще. Вот и дочитались, дальше некуда.

Ведь даже в учебниках видели, как граф Толстой идет за плугом, и думали — блажит старик, куражится. А он, наверное, хотел сказать нам что-то важное помимо, кроме, в обход и поверх своих романов. Мы не слышали, сейчас только начинает доходить. Слово «труд» ассоциировалось со словами «партия», «коммунизм», «целина», а это, сам знаешь, всегда только презиралось и осмеивалось. И лучшим креслом считалось такое, где ничего не надо было делать, где можно тихо воровать (или сторожить — от воров, но не от себя).

Мы с тобой, кстати, всегда и над этим тоже смеялись, и шли дальше, к сонетам возвращаясь. А раз оглянулись — и видим: смеяться уж не над чем, всё серьезно, только мы, дураки, в дураках остались. Не то что шхуну угнать — ночным сторожем просишься — и не берут, потому что есть помоложе, пошустрее и побойче. Дарвин не дремлет.

Бен бойко отстукивал на клавиатуре. Ханси стоял возле компьютера и с завистью смотрел, как Бен, косясь на него, споро принимает деньги, считает их, проводит через машинку, определяя, не фальшивые ли они, разглаживает и раскладывает в коробке по валютам. Золотой браслет весело крутился на его руке. Ханси явно пытался считать деньги, но это было нелегко, потому что торговец действовал быстро и коробку всякий раз закрывал. Он всем снижал немного цену, все были довольны, помощники-близнецы выводили машины, братва рассаживалась, проверяла моторы, и вскоре колонна двинулась в порт. Франц и Гриня остались в зале. Они стояли у дальней стеклянной стены, возле черной машины, и антиквар что-то говорил матросу.

После отъезда кавалькады в салоне сразу стихло, только негромко бормотал Франц, шуршал деньгами Бен, тяжело дышал Ханси, где-то попискивала сигнализация. Машин в залах поубавилось. Бен начал сосредоточенно перекладывать деньги из коробки в сейф. Ханси крутился рядом, предлагая свои услуги, но тот делал всё сам, мало обращая на него внимания. Но когда Ханси вдруг вздумал полезть к какой-то пачке, торговец резко накрыл его руку и прошипел:

— Я сам, помощи не надо, спасибо!

Ханси обиженно взвизгнул, дернулся (что-то посыпалось со стола на пол), оступился и начал падать, увлекая за собой купюры. Этого уже Бен вынести не мог. Он схватил упавшего Ханси за лацканы его кургузого пиджачка:

— Что тебе надо?.. Кто ты такой?.. Что ты хочешь?..

Франц и Гриня спешили к нам.

— Откуда такое что?! — кричал Гриня, топая сапогами. Тельняшка его мерцала в неоновом свете. — А ну, рынь!

Ханси верещал, пытаясь встать. Я оттаскивал Бена, обхватив его за ребра. Мои плечи приходились ему под мышки. Он в ярости свиристел и рвался.

— Он хотел тебе помочь! — закричал я ему. — Больше ничего!

— Он хотел воровать! Он вор!

Гриня поднял Ханси. Тот был в шоке.

— Я — вор? — покраснел он.

Тут Франц принялся что-то злобно выговаривать Бену, стуча себя иногда по виску. Тот примолк, нервно вращая на руке браслет и иногда что-то отрывисто тявкая, но антиквар сердито ему выговаривал, и ясно можно было различить цифры, а это значило, что доводы перешли в область коммерческую. Прикусив язык, Бен отправился к сейфу, с размаху захлопнул его, потом удалился в другой зал и оттуда что-то прокричал.