Старый Тотонью, бедолага, достойный сочувствия, был из всех троих самым возмущенным. Он надеялся этой ночью оседлать Бернарду: буквально спал и видел, как покрывает молоденькую телочку, — и с поражением не примирился. Схватив красотку за пояс, он сбил ее с ног. Пытался облапать грудь, задрать юбку, бог его знает — может, хотел овладеть ею прямо в амбаре, на глазах у всего честного народа. Он просто обезумел и дрожал так, будто его сотрясала лихорадка. Он скулил умоляющим голосом: «Ну пойдем!» Он скрежетал зубами, приказывая: «А ну пойдем!» Он скинул кожаную куртку, чтобы действовать с большей свободой. И это была его главная ошибка: он тут же потерял все уважение, которое эта куртка вызывала у окружающих. Бернарда воспользовалась моментом, чтобы ускользнуть, прежде чем Тотонью поднимется, и тогда Мариэтта Пятнадцать Арроб, медлительная, пышная — настоящая самка-мать — навалилась на несчастного всеми своими телесами. У него аж суставы заскрипели! Оплакивая последние надежды, все еще валяясь на полу, старик взмолился, увидев, как Бернарда кинулась на Мизаэла: «Априжиу, задержи ее, я иду».

Как мог мальчишка задержать Бернарду, когда тот, согнувшись в три погибели, отбивался от пинков Короки, обутой в башмаки на деревянной подошве? Что до пистолета, то Корока сунула его в вырез платья между сморщенными грудями: оставлять мальчишке оружие означало рисковать жизнью.

Все это произошло молниеносно, за считанные минуты. Мизаэл пытался вырваться из окружения, становившегося все более агрессивным, — исцарапанный и оплеванный, раздавал оплеухи направо-налево, кулаком заехал в лицо Далиле, с трудом удерживаясь на ногах. Загнанный, он понимал, что пора, видать, увозить в Конкишту на спине коня Пирапоры оскорбление, нанесенное жопастой шлюхой, и осадок от брани, которую обрушили на него остальные. Кто с проститутками в драку ввязывается, у того точно не все дома.

12

Несмотря на непроницаемое лицо Фадула, Мизаэл, увидев мужчин, шагавших прямо к нему, ждал их приближения с доверчивой улыбкой. Он был уверен, что они его поймут и одобрят и помогут поставить этих зараз на место, заставить непокорных выполнить свой долг, неотделимый от ремесла проститутки, — подставлять щель тому, кто приказывает и платит, и не болтать при этом о времени и предпочтениях. От этого он отступать не собирался. Где такое видано, чтобы у проститутки были желания, график работы, выходной день?

Разъяренный араб приближался: непонятно почему, проститутки одна за другой покинули танцплощадку, оставив своих кавалеров в недоумении, словно праздник кончился в момент наибольшего оживления. Он крикнул разъяренным женщинам:

— Что это вы там делаете? — Но, увидев неразбериху, обратился к Мизаэлу: — А ты, приятель, все продолжаешь воду мутить. Ты зачем сюда приехал? Давай покончим с этим.

В потасовке наступила передышка, ногти и оплеухи уступили место спору. Погонщик начал с того, что выставил себя благоразумным, пойдя на уступку:

— Мы не хотим никакого шума. Мы всего лишь желаем, чтобы несколько взбесившихся шлюх пошли с нами и удовлетворили наши надобности.

— Они хотят бабенку в канаве, а у нас у всех лавочка закрыта, — перебила его Эпифания, у которой из уголка рта стекала струйка крови.

— Да я даже мертвая им не дам, — подтвердила Бернарда.

— Проститутка хотеть не может, — возразил старый Тотонью, подходя к обещанной ему красотке.

Корока прекратила колотить мальчишку башмаком.

— Мы тут проститутки, а не рабыни, — сказала она и посмотрела на Фадула как будто даже с вызовом: — Так или не так, кум Фаду? Или вы одного с ними мнения?

Мизаэл, убежденный в поддержке мужчин, считавший себя целиком и полностью правым, уже приготовился угостить всех кашасой, прежде чем отправиться восвояси с погонщиками и выбранными проститутками, и с изумлением услышал слова негра Каштора Абдуима:

— Вы что, не знаете, что рабство отменили двадцать лет назад? Они не хотят, а если не хотят, то и не будут.

Мизаэл огляделся по сторонам, взгляд его переходил с Тисау на Зе Луиша, с кафузу Балбину на белесого Баштиау да Розу, с Гиду на Лупишсиниу, с Жерину на Фадула, с наемников из амбара на погонщиков и приезжих, с Педру Цыгана, стоявшего с гармошкой в руках, на Меренсию, здоровенную и полную негодования, и, наконец, столкнулся с глазами кузнеца:

— Не нужно было его отменять, чтобы не было таких наглых негров, как ты. Не сойти мне с этого место, если я тебе сейчас морду не расквашу — Затем он повернулся к остальным: — Если не хотите стрельбы, то не вмешивайтесь.

Он уже поднес руку к поясу, старик и мальчишка подошли к нему, подтверждая серьезность его намерений. Прежде чем погонщик вытащил револьвер, Фадул, улыбнувшись Короке, заговорил — мягко, будто расточал любезности, а не отдавал приказы:

— Оставь оружие в покое, сеу Мизаэл, — так ведь тебя зовут? И постарайся поскорее убраться отсюда, пока не поздно. — Он остановил непокорного негра: — Спокойнее, Тисау!

Удерживая руку на кобуре, Мизаэл все еще сомневался:

— И вы полезете в ссору из-за этих страхолюдин?

— Если ты, приятель, хочешь их принудить, то да, полезем. Запомни одну вещь: здесь так — зацепил одного, будешь иметь дело со всеми.

— Вот именно. Даже если вам не нравится, ведите себя прилично, — вмешалась Меренсия, которая так гордилась своим статусом замужней женщины, что не захотела, помнится, жить рядом с проститутками, — это чтобы соблюсти дистанцию, внушить уважение. Она уперла руки в бока и приняла склоку так близко к сердцу, как будто эти несчастные были ее кровными родственницами — кузинами, племянницами, сестрами.

Фадул закончил:

— Такие здесь правила.

И даже если раньше никаких правил не было, после этого случая они точно появились. Любимец женщин, богач и удалец, Мизаэл не мог пойти на попятный:

— А мне начхать на ваши правила, да и на вас тоже.

Он не успел выхватить пистолет — Тисау накинулся на него вместе с Гонимым Духом, который вылез из-под скамейки, где спал под звуки гармошки и поглядывал за друзьями и недругами.

И только тогда заваруха приняла серьезный оборот. Фадул схватил старика Тотонью за рубаху и штаны, поднял кверху и швырнул подальше. Женщины развлекались, разрывая одежонку юного Априжиу. Учитывая, сколько мужчин хотели поучаствовать в деле, это было просто подло. Гиду с трудом сдерживал нетерпение, умоляя Каштора уступить ему Мизаэла, с которым у него были свои счеты, — но Тисау хотелось разобраться в одиночку с хвастливым любимчиком женщин, богачом и удальцом, чтобы он понял, чего стоит наглый негр. Гонимый Дух прыгал вокруг, рыча и кусаясь.

Удирая, старик Тотонью решил обезопасить отступление и выстрелил наугад: никто не догадался отобрать у него оружие — старое короткоствольное ружье. Пуля угодила в голову Котинье.

13

Тело Котиньи, чахлое тело рахитичной девочки, положили в гамак — его подарил Зе Луиш в лучшие времена, — в котором она работала и спала, и отнесли на примитивное кладбище, где росли дынные и банановые деревья и зрели питанги цвета крови. Всю ночь напролет шел дождь, во время праздника и беспорядков, но к утру кончился и солнце взошло над могилами.