Женщины лишили его сил, он только угрозами мог бросаться. А для сенатора какая разница: угроза — это уже преступление! Ответ за него несут все разом, каждый по отдельности и все вместе. Соломонов суд на скотном дворе.

4

Солнце стояло в зените над лесными дорогами. Они поведали свою горькую историю, и каждый рассказчик сыграл свою роль достойно. Они похоронили свое прошлое — больной нарыв, ненужный груз. Они стали почти такими же, как раньше, до того как столкнулись с беспричинной узаконенной жестокостью. Такими же, да не совсем — даже зализанные, эти раны оставили вечные шрамы.

Капитан уже не раз слыхал такие истории. Мужчины и женщины, от стариков до детей, возделывали в испольщину несколько саженей господской земли, принадлежавшей фазендейру-скотоводу, политическому лидеру, сенатору штата. Жизнь текла мирно, они сажали и собирали урожай, отвозили свою часть на ярмарку в Мароим, продавали и обменивали. По воскресеньям женщины шли в церковь, мужчины — в пивную.

Однажды, без всякой причины, оказалось, что их договор больше недействителен. Он существовал только на словах — а они ничего не стоят. Они должны были отдать возделанную землю, дом, курятник, колодец, уверенность в завтрашнем дне и даже право смеяться.

Старика пригласили в особняк на фазенду, и он вернулся с суммой, установленной полковником — тут уже было не до рассуждений, брать или не брать, — и обозначенным сроком, в который они должны были собрать узелки и найти себе новое жилье. Глаза его горели, в горле застрял комок. Кому жаловаться? Епископу?

В горе и безумии падре мог дать женщинам некоторое утешение, тем более что его самого задела неожиданная мера, которая грозила лишить его жирных каплунов, отборных фруктов, нежной сладкой маниоки — еженедельных даров этих добрых богобоязненных людей. Он посоветовал смирение и покорность. В некотором роде — он прикрыл глаза и сложил руки на брюхе — они даже должны считать, что им повезло, раз сенатор так добр к ним. Он хозяин земли — или, может, эта земля принадлежит им? — и если бы захотел, мог бы вышвырнуть их безо всяких денег, не оставив времени на сборы, без лишних разговоров. Ему нужна была эта пашня, чтобы превратить ее в пастбище для скота. Вместо фасоли и маниоки здесь теперь будет расти трава. Стадо важнее всего — тут уж не поспоришь. Сенатор был вдвойне великодушен: во-первых, потому что позволил им так долго возделывать эту землю, а во-вторых, потому что заплатил за то, за что не был должен. Еще он вспомнил о назначенном сроке — достаточном, чтобы они могли в субботу продать на ярмарке остатки продуктов, перед тем как сняться с места. За это нужно еще спасибо сказать. Он благословил их — Господь велик.

Если бы не горячность и угрозы, все прошло бы тихо, без лишних обид, но, узнав окольными путями о ярости и гневных словах, сенатор почувствовал себя глубоко оскорбленным — он не терпел неблагодарности. Он отменил все сроки и потребовал, чтобы они убирались немедленно, — если хоть одного члена семьи найдут близ его земель, пощады не будет.

Что касается того наглеца, того бандита, который задумал убить его, то ему нужно преподать хороший урок. Его привязали к столбу на скотном дворе, без воды, без пищи, под палящим солнцем.

Оттащили от него беременную, обхватившую ноги мужа и желавшую умереть вместе с ним. Старуха распростерлась перед ризницей в Мароиме, добиваясь, чтобы священник принял ее. Скромная овечка из стада Господня, она внезапно превратилась в разъяренную фурию, покусанную бешеными собаками.

— Падре, если его не отпустят, мы вернемся, и они должны будут прикончить всех нас, одного за другим, начиная с меня, это будет настоящая резня.

И тут уж даже священник, человек по природе мирный и созерцательный, растерялся и перепугался — у него аж внутри похолодело.

— Да простит тебя Господь, женщина. Поглядим, что я смогу сделать.

Под воздействием нового порыва благородства сенатор прислушался к просьбе падре, велел отпустить несчастного, чтобы он мог воссоединиться со своей дрянной семейкой. Впрочем, перед этим ему всыпали пару дюжин той самой плетью, которой пороли негров в старые добрые времена.

Сенатор не желал видеть подобный сброд в своих владениях. А его владения — это штат Сержипи, земля и вода, дороги и правосудие. У него было еще несколько более мелких компаньонов — богатых владельцев энженью. Остальные считались прислугой.

5

— Он выгнал нас…

И зачем теперь винтовка на плече? Слишком поздно, время ушло. Лучше последовать совету матери и забыть: запрятать поглубже боль и следы от плети.

— Могло быть хуже, — сказала старуха, — что было, то прошло. Испытания закончились, и мы все живы. Бог должен помочь нам остаться всем вместе.

Капитан ничего не сказал, выслушав эту историю. Не сказал «нет», не сказал «да», не взял ничью сторону, не поддержал и не обвинил. Обычная история, каких много, старуха права — что было, то прошло. Если они останутся вместе, то могут превратить несчастье в процветание. Многочисленная семья, порядочная и работящая. Они могут растить маниоку, фасоль, кукурузу, разводить кур и коз. Именно такие семьи нужны в Большой Засаде, чтобы селение пустило корни и развивалось. А появится одна семья, тут же и другие подтянутся.

— Так значит, вы хотите остаться все вместе?

— Мы-то хотим, да, говорят, это непросто, — снова взял слово старик и занял позицию главы семейства.

— Как вас зовут?

— Амброзиу, к вашим услугам.

— А вас, тетушка?

— Эванжелина, но все кличут меня Ванже. Может, так оно и некрасиво…

— Все красиво, кроме смерти.

Он начал с того, что представился — сказал свое имя и звание: «В этих краях меня все знают». Потом заговорил о Большой Засаде — до селения не больше лиги ходу, места там красоты необыкновенной. Он рассказал о землях на берегах реки, где можно посадить многие алкейре фасоли, кукурузы, маниоки. Это бесхозные земли, они достанутся тому, кто первый придет. А на плантациях какао все разбредутся кто куда, это точно.

— Бесхозные земли? Взаправду?

— Плодородные?

— А если потом…

Второй раз за свою жизнь старуха видела такое, оказывалась свидетелем и участником таких событий.

— Здесь начало мира, тетушка Ванже. Это не то что в Сержипи, где у всего есть владелец и хозяин. Даже у святых чудес.

Ванже поняла, что человек из Проприи — посланец судьбы, и почувствовала, как освобождается от страхов и неуверенности. Тут вступил старый Амброзиу:

— Тех денег, что у нас есть, не хватит, чтобы начать.

— Не важно. Как придете туда, найдите Турка по имени Фадул и скажите, что это я вас прислал. Он снабдит вас всем, чем нужно.

В конце концов он объяснил, в честь чего столько привилегий:

— Я не знаю места красивее Большой Засады, но оно будет процветать только тогда, когда там поселятся семьи с маленькими детьми и животными.