узнала, но он удерживал ее, огрызался. Рычал, словно пытаясь вспомнить, словно ее запах казался ему знакомым, а он не понимал почему.

– Тесак, – сказала она и обняла волка за шею.

Когти глубже впились в ее плечи, так что потекла кровь, а шерсть волка, когда она дотронулась до него, встала дыбом.

– Тесак, – повторила Алиса.

Корона оставалась тиха и холодна, молчала и собственная магия Алисы. Значит, это не исправишь заклинанием. Ей не перебороть волшебство Королевы каким-нибудь своим фокусом. Она должна заставить его вспомнить.

– Тесак. Тебя зовут Тесак. Ты не волк, ты человек.

Он вновь щелкнул зубами, на этот раз задев ее щеку, щеку со шрамом. Алиса чувствовала, как царапина наливается кровью, и знала, что от запаха ее крови он забудет все, потому что Тесак-человек и Тесак-волк оба мечтали о крови, а она должна была пересилить это, заставить его вспомнить ту Алису, которую он любил.

– Ты человек, – повторила она. – Ты ходишь на двух ногах, а не на четырех, а ночами спишь рядом со мной. Меня зовут Алиса, и десять долгих лет ты любил меня, хотя общались мы только через мышиную нору, и я…

Она осеклась, потому что это было странно. Столько раз она думала об этом, но никогда не произносила вслух. Потому что боялась, боялась, что потом между ними что-то изменится.

Конечно, изменится – теперь она это прекрасно понимала, – да только вот это не те перемены, которых нужно бояться. Она станет женщиной, а не девочкой. Она будет смотреть ему в глаза, будет стоять рядом с ним, а не прятаться за его спиной.

– Я люблю тебя, Тесак. Тесак, вернись ко мне.

Она по-прежнему не видела его глаз, потому что его нос прижимался к ее носу, и он рычал, а зубы его скалились так близко от ее горла. Алиса обняла его крепче, притянула ближе, балансируя на самой кромке смерти, но не боясь.

Нет, не боясь. Она никогда больше не будет бояться. Да, в ночи живут чудовища, но есть и чудовища, живущие днем, а есть чудовища, что живут внутри людей, которые улыбаются, улыбаются во весь рот, как будто они хорошие.

Чудовища жили и внутри Алисы, но силу они получали только тогда, когда она давала ее им, а ведь другие вещи тоже обладали силой – например, смех детей, наслаждающихся пикником, или любовь, ее любовь к этому ужасному, чудесному, несовершенному человеку, к этому мужчине, который спрятался в волчьем теле, потому что думал, что там ему самое место.

– Вернись ко мне, вернись к своей Алисе, – умоляла она, зажмурившись, обвив его руками. – Ты дикий, ты прекрасный, ты смертоносный, но ты не волк. Ты мой Тесак, и я люблю тебя.

Нос, прижимавшийся к ее носу, внезапно потеплел, она открыла глаза – и обнаружила прямо перед собой серые глаза Тесака, и его губы прижались к ее губам, горячие губы, отдающие кровью и любовью.

Она больше не боялась, не боялась его желания, не боялась того, чего он хотел от нее, того, что страшило ее больше всего на свете, потому что она помнила только, как это больно, а он хотел, чтобы она была женщиной, хотел ее так, как муж хочет свою жену.

Но он ничего такого не просил от нее сейчас, он только целовал ее и плакал, и она тоже плакала и целовала его, и он повторял ее имя, снова и снова, и говорил, что любит ее, просто любит, и просил прощения за то, что бросил ее одну в лесу.

А Алиса гладила его волосы, очень лохматые, не такие, как раньше, и еще видела что-то волчье в его лице, в его глазах. Она размышляла о том, останется ли так теперь навсегда, и думала, что останется, а еще думала, что он, наверное, будет иногда просыпаться по ночам при полной луне, просыпаться и убегать, убегать не на двух ногах, а на четвереньках, но если это случится, ей не нужно беспокоиться, потому что да, он умчится в поисках свежей крови, но поутру он вернется к ней и вновь будет ее Тесаком.

– Алиса, – выдохнул наконец Тесак, откатился от нее, сел и опустил глаза, такие грустные, такие серьезные глаза.

Она сразу затосковала по тяжести его тела, по его теплу, хотя и понимала, что они не могут оставаться здесь вечно, запершись вдвоем в этой спальне, отгородившись ото всего мира. Оставалась еще Королева на вершине замка, и Потерянных нужно было отвести домой.

– Да. – Она тоже села, вдруг остро ощутив, как давит на ее голову корона.

Как бы она хотела сбросить ее. Как вообще кто-то может захотеть воспользоваться чужой магией? Это же ужасное бремя, и хотя прикосновение Красной Королевы было очень легким, Алиса все равно чувствовала ее присутствие в своем сознании – чужое присутствие, которому там не место.

– Это Дженни, – сказал Тесак.

Алиса нахмурилась. Не это она ожидала от него услышать. Она думала, он спросит о короне, или о том, как Алиса попала в замок, или что им делать с Белой Королевой, которая прокляла его. Хотя, возможно, он забыл обо всем, кроме их поиска, поиска, начавшегося сто лет назад. Да, сто лет назад они отправились на поиски его давно пропавшей дочери.

– Что – Дженни? – осторожно спросила Алиса, пытаясь нащупать путь среди путаницы его мыслей.

Она уже была там, внутри, знала, каково это – быть Тесаком, как все течет и сливается, затуманивается и проясняется снова, и летит, летит быстрее молнии. Теперь, почувствовав все это, она будет более терпеливой. Наверное.

– Она Королева, – ответил Тесак.

Алиса уставилась на него:

– Дженни? Твоя дочь Дженни – Белая Королева?

Теперь уже Алисе показалось, что затуманился ее мозг. Это же бессмыслица какая-то! Дочь Тесака – далеко на Востоке, за великой пустыней. Работорговцы продали ее в гарем, ее красота стала легендарной, ее звали теперь Сейхар, и слухи о ней дошли до самого Города. Она не может быть безумной ледяной Королевой, живущей на вершине замка на вершине горы. Тесак ошибся. У него в голове все перепуталось.

– Этого не может быть, – начала Алиса, намереваясь изложить ему все подробно.

– Это так, – прервал ее Тесак. – Я знаю, что ты собираешься сказать – что я ошибся, что я запутался. Я не узнал ее, хотя должен был узнать, потому что ее глаза – те же глаза, которые я вижу в зеркале. Ее лицо уже не такое, как когда-то, и не просто потому, что она повзрослела, что она