А…

«Мое сердце раскрывается, когда я слышу твой голос, как раскрываются цветы навстречу утреннему солнцу», поет Далила, и сердце Самсона тает.

Зэт подарил Сабатин шелковое платье в цветочек. У нее слишком горячие руки, чтобы держать его за руку. Театр «Феникс», как печка. Ей дурно.

Зэт, я была абсолютно уверена, что ты пошлешь мне привет с луны.

Манон, нет, Сабатин, я хотел это сделать. Я стоял на лестнице перед Санта-Мария-делла-Салюте, но… Однажды, когда мне было восемнадцать-девятнадцать лет, я был с приятелем на Ривьере. Был день, и море было глянцевым, глянцевым как отполированный пол. И я знал, да, я знал это. Знал, что могу идти по воде. Я знал, как это будет, чувствовал это своим телом. Я знал, что могу. Но в тот момент, когда я поднял ногу, чтобы сделать это, капелька сомнения пролилась на мою уверенность. И чувство исчезло. То же самое было с луной.

Гром гремит над Мурано. Стоит давящая жара, скоро должен полить дождь.

Мне плохо, Зэт.

Он не слушает ее.

Я думаю, что у меня сотрясение сердца.

Он не слушает, что она говорит.

Время почти то же, что вчера. Кошка лежит на теплой жестяной крыше. Она похожа на сову. До земли очень высоко. Там, на самом верху, она лежит, навострив уши, и смотрит вниз, на улицу.

Они лежат в кровати, накрывшись только простыней, мокрые от жары. Ей нравится его запах пота. Она лежит, прижавшись к его подмышке.

Не жарко иметь волосатую грудь?

Засыпая, он бурчит что-то себе под нос.

Поиграй со мной, шепчет она, ты не хочешь немного поиграть?

Он натягивает между ними пододеяльник, его тело не касается ее, он в другой стране. Он спит. Зэт, который обычно довольствуется тремя-четырьмя часами сна.

Гроза сродни оргазму. Небо извергается волнами, каскадами воды. Сабатин выкарабкивается из кровати. Даже это его не будит. Она надевает через голову новое шелковое платье, пишет в темноте помадой на зеркале «вышла» и выскальзывает из комнаты.

Ночь бела от дождя. Что она наделала? Она думает о Франсуа, который лежит сейчас на своей стороне их двуспальной кровати. Дети — каждый в своей. Что она наделала? Такое чувство, как будто внезапно стало слишком поздно. Она плачет, когда идет дождь, рыдает, когда гремит гром. Она не может промокнуть больше, чем уже промокла, но для полноты картины она встает под водосточную трубу; отовсюду течет вода. Она воет. Дождь хлещет в ее туфли. Смертельно уставшая от жизни, горя и той боли, которую она причиняет другим, она возвращается в отель и будит ночного портье. Он смотрит на нее с состраданием и удивлением. Она не взяла с собой ключ.

Манон сидит в кафе отеля на втором этаже. На стенах темные шелковые обои, сквозь темно-фиолетовую легкую органзу открывается вид на Санта-Мария-делла-Салюте. На ней костюм, который он еще не видел. Ей идут холодные тона. Она одна и, когда он входит, она не отрывается от книги, хотя, конечно же, замечает его. Он спрашивает, можно ли ему присесть. Ее макияж безупречен. Ее голос похож на цвет ее одежды.

Он не подготовил никакой речи и не знает, что будет говорить. Манон смотрит на него, и, к счастью, заговаривает сама.

Может быть, ты думаешь, все эти годы я была верна тебе. Я не знаю, так как понятия не имею, кем был мой муж и что он думал. То болото лжи, в котором ты находишься, не имеет ко мне никакого отношения, это твое дело. Я же, со своей стороны, никогда не лгала о своей неверности, так как о ней никогда не было речи. Но теперь ты должен знать, что когда я бывала в тюрьме Санте, то это были не просто дружеские визиты. Раз в неделю нас отводили в комнату с накрытыми белой клеенкой нарами. Там лежало чистое постельное белье и презервативы. Ему сидеть еще десять лет за экономическое преступление. Я считаю, что ты должен это знать.

Ее слова производят задуманный ею эффект. Детали — чистое постельное белье, презервативы — создают сцену. Грубый секс раз в неделю в тюрьме Санте. Его жена!

И, продолжает она уже ледяным тоном, я подумала, что ты это заслужил. Довожу до твоего сведения, что ты останешься ни с чем, поскольку ты не прибавил к нашему браку ничего, кроме долга, а квартира, мебель и все имущество принадлежат мне. Верни мне ключ и сообщи, куда мне послать твою одежду.

Хотя Манон говорит, что не знает, за кем была замужем, она отлично осознает, что ее слова, как нож в сердце.

То есть это значит, Манон, что все эти годы…

Не будешь ли ты так любезен отдать мне ключ?

Он ищет в кармане брелок, его руки дрожат, и ему приходится повозиться с ключом.

Сабатин бродит по городу, ее туфли все еще мокрые, другой обуви у нее с собой нет. Воздух свежий. Желтый, как бабочки-лимонницы. Она думает, останется ли Венеция, если она закроет глаза. Исчезнет ли город, если она не будет на него смотреть? Может, Венеция только там, где меня нет? Открыв глаза, она не понимает, где она, даже не догадывается, но сердце начинает биться сильнее, когда она видит его. Он идет по площади. Сердце ее наполняется радостью, потому что это он. Да, это действительно он, и она бежит за ним, обнимает его сзади. Незнакомый мужчина испуганно оборачивается.

В отеле она наполняет ванну водой и пеной и ложится в ожидании Зэта. Через полчаса он садится позади нее. Кусает ее в затылок.

Зэт, я все время думаю о тебе.

Он шепчет ей, что надо проверить, постелили ли чистое белье. Постелили.

Они сидят в энотеке недалеко от отеля. Это винный магазин, в котором можно выпить вина. Она пила Punt е Mes, по меньшей мере, десять лет назад. Но сначала воды. Еще. Сабатин терпеть не может холодную воду, но любит «Sanpellegrino». Она отогревает ледяную бутылку в своем декольте, пока пьет первый бокал.

Ты этого не сделаешь!

Когда влюблен, то пьешь от жажды. Или от жажды другого.

Возьми, Зэт. Я хочу, чтобы она была у тебя. Сабатин протягивает ему лаковую коробочку.

Что там?

Ну, я же не знаю, поэтому и люблю ее. В ней то молочный зуб принцессы, то код к Форту Нокс,[25]то японское любовное письмо, которое так красиво, что тот, кто его читает, может заставить цвести вишневые деревья. Загадка. И настоящие загадки могут быть разгаданы только тем, кто спрашивает. Мне ее когда-то папа подарил на хануку. А сейчас она должна быть у тебя.

Лаковая коробочка — это подарок, который имеет больший смысл для того, кто дарит, чем для того, кому дарят. Ей трудно расстаться с ней, потому что именно эта вещь стала для нее самой дорогой, потому что она, с тех пор как ей, десятилетней, подарили ее, мысленно клала туда все возможное, потому что она выросла с ней, и поэтому она стала такой дорогой. Для него это просто запечатанная лаковая коробочка с чем-то, что шуршит, когда ее трясешь. Он не в том настроении, чтобы понять сущность подарка.