И вот парадокс: чем ниже он спускается, тем светлее становится. Может, глаза привыкают к полутьме и с каждой минутой видят все лучше?

Отойдя далеко от выхода, Амоа осмеливается позвать:

– Рене… Ты здесь? Ты меня слышишь?

Но ответом служит лишь эхо.

Пройдя еще пару шагов вперед, мужчина оказывается у развилки. И куда идти? Направо или налево? Позвав еще и не получив ответа, он неуверенно топчется на месте, разглядывая проходы. Здесь ходили дети. Может, есть знак на стене, чтобы они не заблудились? Что-то, что подскажет направление.

Но стоит войти в один из проходов в надежде на подсказку, как опять начинает трясти, сверху сыплются мелкие камешки, а затем и крупные булыжники. Амоа отскакивает в сторону, группируется, прикрывая голову руками, но выход из туннеля уже полностью перекрыт.

– Как нарочно, – ругается мужчина, стряхивая с себя каменную пыль.

Что-то или кто-то хочет, чтобы он шел прямо. И он идет. Теперь с каждым шагом кажется, что за ним наблюдают. Ему мерещатся желтые огни на периферии зрения, но стоит обернуться, как иллюзия пропадает.

По коже мурашки, на лбу, несмотря на холод, идущий от камней, выступает противный липкий пот.

Три или четыре раза дорога разветвляется, и понимая, что другого варианта, кроме как идти дальше, нет, Амоа каждый раз выбирает тот, что левее.

Проходит пара часов, не меньше. Хочется пить, и Амоа приближается к стенам, надеясь, что они влажные, как это бывает в подобных местах. Но камни абсолютно сухие.

От них исходит тихий монотонный гул. Он действует на нервы, заставляет сбавлять шаг, чаще озираться, с большей опаской заглядывать за повороты. Откуда в этой горе такие огромные гладкие тоннели? Они не были сотворены человеком, а как будто выгрызены неизвестными гигантскими червями. Идеальной округлой формы, извилистые, уходящие глубоко вниз.

Найдет ли он Рене? Может быть, она и ее сестра давно выбрались? А он сразу свернул не туда? Там, где он идет, никого прежде не было.

Амоа почти успокоил себя тем, что с Рене все в порядке, она выбралась, когда вдруг слышит впереди ее голос. Амоа срывается с места и, больше не думая о собственном страхе, кидается на звук. Всего два десятка шагов, и мужчина оказывается на берегу подземного озера.

Здесь светлее, чем в пещерах, водная гладь серебрится рябью, а песок искрится золотом. К озеру выходит множество пещерных ходов, причем не только снизу, но и в самом верху свода.

– Рене? Ты здесь? – зовет Амоа, оглядываясь по сторонам.

И вновь никто не отвечает. Сколько он блуждал по переходам проклятой горы, прежде чем вышел сюда? Четыре часа? Пять? Еще больше?

Воровато подойдя к озеру, он приседает на корточки, зачерпывает горсть воды и подносит к лицу. Брезгливо дергается – вода черная.

Тряхнув ладонью, проводит ею по песку… Да это и не песок вовсе! Это золото!

Первый инстинкт – жадность. В голове что-то щелкает: это же сколько денег лежит просто так?! Амоа множество раз слышал сказки про богатства Подгорного короля, но за долгие часы, проведенные в тоннелях, так и не встретил ни короля, ни его тварей. Богатство тоже могло оказаться сказкой. Но нет, вот оно – руки протяни да набивай карманы…

Амоа делает над собой усилие, больно щиплет себя, ударяет по щеке, чтобы прийти в чувство. Что делать со всем этим золотом, если не найти выход? И где Рене? Он точно слышал ее голос!

Поднявшись, мужчина снова осматривается и наконец замечает черный ручей, вытекающий из озера и уходящий в один из множества тоннелей.

Едва подойдя ближе, Амоа чувствует, как атмосфера неуловимо меняется. Он видит лежащие в том тоннеле по краям от ручья истлевшие кости в оборванных тряпках.

Поверх них бурлит и перетекает черная жижа. Амоа видел всякое и не был брезглив, но капающая с костей грязь внушает отвращение.

Мужчина хочет развернуться, уйти оттуда, но теперь он на поляне уже не один. Десяток огромных желтых глаз с вертикальными зрачками смотрят на него.

– Подгорные твари… – шепчет Амоа, хоть и видит их впервые.

Это были… животные, обезображенные магией. Он узнает лишь кабана да летучую мышь, вымахавшую до невероятных размеров. Кем были когда-то остальные, сказать невозможно. Вздыбившаяся шерсть, непропорциональные размеры лап, оскал. Стоит сделать малейший шаг, как они утробно рычат, наступают на него.

Амоа, не отступая, углубляется в тоннель. Глаза лихорадочно ищут, чем можно обороняться. Страх липкой волной расходится по телу. Бросить им кости трупов?

Он ожидает, что звери кинутся на него, но они не двигаются.

Амоа медленно двигается дальше, пока не спотыкается о бессознательное тело.

«Рене!» – сердце падает вниз, горло предательски сдавливает. Только бы была жива! Он кидается к ней, но в последний момент замирает. На теле девушки точно так же, как и на скелетах, бурлит и пузырится черная жижа.

– Столько гостей сегодня. Столько гостей… – раздается тихий шипящий голос, от которого пробирает до внутренностей, а волосы становятся дыбом. – Даже не знаю, с кем из вас играть в первую очередь.

– Кто здесь? – кричит Амоа, пытаясь понять, откуда идет звук.

Черный ручей, на берегу которого лежит Рене, утекает за поворот, и что там дальше – не видно.

– А ты иди, иди… Увидишь, – звучит насмешливый голос. – Тебе понравится.

Голос раздается из-за поворота. Что же там? Знать ответ не хотелось.

– Я уже нашел, что искал. Я пришел за этой женщиной и хочу забрать ее.

– Никто не покидает мои владения без моего дозволения. – Шипящий голос звучит почти ласково, но от этого еще более жутко.

Амоа сухо сглатывает. Нужно срочно придумать план. Убедить притаившееся во тьме чудовище отпустить их. Но он – деревенский парень, не мастер риторики, не дипломат, даже не военный. Что ему может помочь отстоять сразу две жизни? Разве что наглость.

Доверившись интуиции, мужчина хмыкает:

– Никто не покидает без дозволения? – Он старается не показывать страха, хотя ноги трясутся, а ладони вспотели от напряжения. – А как же золото, что выносят дети? Или ты отдаешь его добровольно? Что ж, это щедрый дар…

Шипение превращается в скрежет. Кажется, камни крошатся, стираясь друг о друга. Амоа делает мысленную заметку. Теперь он уверен, что Ди Хеики враг не только ему. А там… может, сработает старая истина, что враг моего врага – мой друг?

Но не успевает Амоа вставить и слово, как голос задает вопрос:

– Что говорят обо мне там, наверху? – Спокойный тон не вяжется с той реакцией, что была прежде. – Они считают, что я слаб и немощен, раз позволяю себя обворовывать?

– Про тебя не говорят, – возможно, правда была не лучшей тактикой, но врал Амоа из рук вон плохо. – Ты давно стал мифом, легендой. Вот тварей боятся. Хотя кто-то не верит и в них.

– Легендой?