– Мы помоем вас, господин, – певуче произнесла она. Одежды на ней не было, также как и на других рабах. Запах обнаженного человеческого тела был слишком явным. Еще в первые годы обучения в школе имана Арлинг научился угадывать, что было одето на человеке, и какие части тела были обнажены. Когда одежда не прикрывала кожу, от человека исходило ровное тепло, и отчетливо ощущались его собственные запахи, без примесей. Кожа рабов была обильно натерта ароматным маслом самрийской розы. От него кружилась голова, и хотелось смеяться.

– Не нужно, – мотнул головой Арлинг, надеясь, что девушка не станет подходить ближе, но она была опытной банщицей.

– Это подарок от господина Джавада, – снова пропела она, уверенно приближаясь к нему. Ее бедра соблазнительно покачивались в такт танцующим шагам, а тонкая цепочка на талии едва слышно подрагивала.

– Если вы не хотите, чтобы вас мыла я, это могут сделать они.

Девушка кивнула в сторону коленопреклоненных юношей, таких же ароматно пахнущих, как и она сама. Не зная его вкусов, Джавад решил исключить любую вероятность ошибки и прислал ему рабов обоих полов.

Регарди сглотнул. В ванной было жарко и влажно, но несмотря на горячий пар и верхнюю одежду, которую он еще не успел снять, его охватил озноб. На висках выступил холодный пот, а в груди стало тесно, словно ее сдавил хвост гигантского пайрика. Ему нужно было скорее прогнать рабов Джавада, но челюсти свело так, что Арлинг услышал скрежет собственных зубов. На родине, в Согдиане, у него никогда не возникало проблем в общении со слугами. Он мог, не задумываясь, накричать на тех, кто служил ему, или поручить им унизительное задание – просто так, чтобы позабавиться. Раньше Арлинг умел приказывать, умел быть хозяином, повелителем, господином. В мире, где он жил прежде, до встречи с иманом, слуги были бесплотными призраками, замечать которых было неприлично. А сейчас он не мог открыть рта, чтобы выпроводить рабов за дверь. Что изменилось? Неужели служение Сейфуллаху в качестве халруджи подействовало на него настолько, что теперь он мог только повиноваться сам? Или дело было в имане? А может, в слепоте? Разве можно приказывать тем, кто потерял свободу, но сохранил краски неба?

– Ерунда, – прошептал насмешливый голос Нехебкая, которого не должно было быть ни в Самрии, ни в слишком гостеприимном дворце Джавада. – Все просто. Признайся, тебе хочется, чтобы эти рабы остались. Хочется теплоты общения или… тепла их тел. Они дадут тебе и то, и другое – все, только скажи. Почувствуй их покорность и желание угодить тебе. Вспомни, что людей можно не только убивать. С ними можно делать и другие вещи, не менее приятные. Особенно с теми, кого заставлять не требуется.

– Замолчи! – крикнул про себя Арлинг, но Индигового понесло.

– Ладно, я пошутил, – хмыкнул он. – Тебе нужна только одна рабыня, та, что с цепочкой на талии. Ах, как тонко она звенит… И как сладко пахнет ее кожа. Жаль, что ты не можешь видеть ее, но я помогу. Слушай. Кожа – лучшее, что в ней есть. Она очень чистая, слегка розовая от пара, без единой родинки или пятнышка. Как лепесток белой лилии в лучах заката. Самые дорогие ткани шелковичных ферм Балидета не могут состязаться с ней в нежности. Тебе уже захотелось ее коснуться? Зачем ты сопротивляешься? Магда здесь не причем. Она бы тебя поняла. Она всегда тебя понимала.

Арлинг глубоко вздохнул и задержал дыхание. Хорошее упражнение, оно всегда помогало.

– Длительное воздержание не идет тебе на пользу, – продолжал шептать змей. – Я же вижу. Ты становишься диким ахаром, теряешь человеческое обличье. Тебе нужна женщина.

– Я им не верю, – прорычал Регарди. Дыхательные упражнения не помогали. – Эти рабы могут быть кем угодно, даже наемными убийцами Белой Мельницы. А почему нет? Ничто не мешает Ларану скрыть от учителя то, что произошло в Рамсдуте и попытаться отомстить мне самому.

– Ты повсюду видишь убийц, – упрекнул его Нехебкай. – Но главного врага не заметишь никогда. Потому что он – в зеркале, а ты в него не смотришь. Да и зачем слепому глядеться в зеркало?

– Прочь! – взорвался вдруг Регарди и с рычанием схватил руки девушки, которые уже успели снять с него верхний кафтан и мягко гладили ему грудь. Он с силой отшвырнул ее от себя и одним прыжком оказался рядом с остальными рабами, понимая, что ему хочется сделать с ними что-нибудь очень нехорошее, но совсем не то, для чего прислал их Джавад.

Рабы были или слишком запуганы, или глупы настолько, что им была безразлична их жизнь. Изменив траекторию движения кулака в последний момент, Арлинг вдребезги разбил розетку из фарфора, которая украшала стену ванной. Его рука прошла совсем рядом с ухом одного из рабов. Завыла отброшенная им девушка, взвизгнула вторая, охнул раб, который едва не лишился головы. Теперь от них пахло правильно – страхом. Это был запах, который был знаком Арлингу. Он ему нравился. Приятнее мог быть только один аромат – запах смерти.

Наконец, до рабов что-то дошло, и они стали один за другим выскальзывать из ванной. Последний юноша задержался, чтобы помочь подняться рабыне, которую отбросил Арлинг. Регарди чувствовал его ненависть, но взгляд юноши был покорно опущен, а движения торопливы и суетливы. Что нужно было сделать с человеком, чтобы превратить его в дрессированное животное? Чем испугать? Чего лишить? Уже не сдерживаясь, Арлинг закричал и стал бросать вслед убегающим рабам все, что попадалось под руку – вазы, незнакомые предметы, полотенца, низкие столики, склянки с благовониями и моющими средствами.

Ванную захлестнула волна новых ароматов, среди которых самой сильной нотой был запах крови, исходивший от того места, где упала отброшенная Регарди девушка. Падая, она ударилась головой об угол каменной ванны, в которой хотела искупать Арлинга. Когда-то давно после такого падения изменилась жизнь одного человека…

Он медленно опустился на колени и коснулся пальцами теплой лужицы. Внутри что-то перевернулось, и ему не сразу удалось вздохнуть.

– Молодец, – прошептал на ухо Нехебкай. – Ты снова всех победил. Ну так как? Вернешь мне солукрай?

Регарди ему не ответил. Неимоверным усилием заставив себя подняться, он подошел на негнущихся ногах к ванной и, быстро сбросив одежду, опустился в воду, которая показалась ему кипящей лавой.

Вода была волшебством. Она пахла новизной, чистотой, свежестью.

– Магда, – прошептал он и погрузился в горячую воду с головой.

Где ты, Магда? Сколько мне ждать? Сколько еще жизней я должен забрать, чтобы ты пустила меня к себе?

Там, в аду, мне будет одиноко, Магда.

Или прав был проклятый бог? Все дело в солукрае? Арлинг получил его в дар от имана, но, по словам Нехебкая, не научился управлять им, позволяя солукраю вмешиваться в его жизнь. Если он откажется от него, появится ли шанс? Шанс обрести Магду?

Только он и вода. В ушах тонко звенело. Какая удивительная жидкость. Арлинг чувствовал, как в ней растворяется его старая кожа, обнажая новую. Вода умела очищать тело, впитывать боль и заживлять раны. Но она не могла смыть корку грязи на его сердце. Здесь чудеса кончались.