Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— В самом деле, это же ясно, черт возьми! — говорил Сергей Сергеевич, вскидывая руку. — Как же мы не додумались до этого сами?!
Получив указание приблизить инженеров и техников к производству, Сергей Сергеевич немедленно созвал совещание и предложил наметить мероприятия. Он все время посматривал на часы и всех торопил, но конкретных мероприятий как назло сразу нельзя было придумать. Тогда Сергей Сергеевич предложил пока решить вопрос в самых общих чертах.
— Итак, — сказал он, — поручим начальникам отделов раскрепить людей по участкам, а денька через три соберемся, обсудим. А сейчас я должен бежать… меня ждут.
Участники совещания поднялись, начали суетливо собирать бумаги, только Плетнев и Николай остались на своих местах. Плетнев сидел с молчаливой усмешкой и чертил по бумаге красным карандашом. Николай беспокойно оглядывался. Он давно хотел что-то сказать, но не находил удобной минуты. Наконец, когда Сергей Сергеевич хлопнул большой своей ладонью по зеленой папке, давая понять, что он больше не может задерживаться, Николай сказал, точно выпалил:
— Разве дело только в том, чтобы закрепить участки за инженерами и техниками? Их самих надо перевести на производство. Я прошу вас, Сергей Сергеевич, отпустить меня обратно в цех.
— Не путай одно с другим! — отмахнулся Громов. — Ну, кажется, все?
Оставшись один, посмотрел на часы, с огорчением покачал головой, поднял телефонную трубку и попросил соединить с управлением. Надо было доложить руководству, что все будет в порядке. Сергей Сергеевич еще раз глянул на часы и даже присвистнул — он опаздывал уже на полчаса. Быстро собрав бумаги и засунув зеленую папку в стол, он хлопнул дверью кабинета, уловил поющий звон замка и бросился вниз по лестнице, задевая за решетку перил полою черного кожаного пальто.
В вестибюле ему преградил путь Николай.
— А, опять ты, выдвиженец? Все в порядке, надеюсь? — проговорил Громов, отворяя дверь.
— У меня к вам дело, Сергей Сергеевич.
— Что ты говоришь? Ты подумай, а? А я вот собрался. Шофер ждет, гудит, подлец, покоя не дает.
Его крупное мясистое лицо с большими карими глазами приняло чуть растерянное выражение. Он дотронулся до козырька кепки, сдвинул ее к затылку, обнажив седые виски и озираясь по сторонам, словно ища поддержки, — хотя бы подлокотников, на которые постоянно опирался, сидя в своем удобном кресле, и, не найдя их, торопливо произнес:
— Ну, выкладывай сразу.
— Хочу обратно в цех, Сергей Сергеевич, — проговорил Николай, уже понимая, что напрасно начал разговор на ходу. «Надо было подождать до завтра, все испорчу…»
— Ты опять за свое? Квалифицируйся, грызи гранит, — сказал Громов, намереваясь дружелюбно похлопать Николая по плечу и, решив таким образом неожиданный вопрос, выйти поскорее на улицу.
Но Николай, чувствуя, что все равно уже нечего терять, упрямо твердил свое:
— Сергей Сергеевич, ведь приказ же есть… к производству ближе…
Громов недоумевал — точно ли видит он перед собою того человека, которого знал, и удивился: разве Леонов всегда был таким? И ему вдруг стало весело от своей невнимательности и поспешности, от блесток солнца на стеклянной двери, от горбинки на носу Николая, горбинки, которой он раньше не замечал, и он, распахивая дверь, сказал добродушно:
— Пойми, чудак человек, ты у меня по другой статье пошел, как выдвиженец. А по новому приказу другие найдутся. Иди, овладевай… А я тороплюсь, извини. Слышишь, гудит проклятый… уже и так на полчаса запоздал.
Николай отступил.
Усаживаясь в машину, Громов дотронулся до плеча шофера и поощрительно пробасил:
— Нажми! За третьим углом — пачка «Казбека»!
Получасовое опоздание не прошло Сергею Сергеевичу даром. Спокойно, с подчеркнуто-мягкой улыбкой садясь в машину, Софья Анатольевна сказала:
— Знаменательное начало. Однако я смею надеяться, что это — первый и последний раз.
— Извини, милая, дела.
И Сергей Сергеевич развел руками.
— Но мы же условились.
— Новый приказ получен… я потом расскажу, — пробормотал он.
День складывался из неприятностей. Вскоре прибавилась еще одна. Софья Анатольевна пожелала оставить свою фамилию. Конечно, фамилия эта на Урале известная. Спорить тут нечего. Но все же и Громовы люди уважаемые, если и без яркого таланта, зато с характером, да и фамилия сама по себе звучная. Что-то есть в ней такое… завидное. Много хорошего мог бы сказать Сергей Сергеевич в защиту своей фамилии, но загс оказался неподходящим местом для подобных речей. Пришлось молчаливо примириться с решением жены.
Вечером, когда он напомнил о свадебной вечеринке, Софья Анатольевна резонно заметила, что прежде чем думать о бутылке вина, следует позаботиться о приличном столе, на который можно было бы, не стыдясь, поставить бутылку. Сергею Сергеевичу оставалось одно: согласиться. Вечеринка откладывалась, хотя Громов успел кое-кому сказать, что в ближайшее воскресенье его можно будет поздравить с женитьбой… Это была тоже очередная неприятность.
Когда Сергей Сергеевич собрался помочь жене расставить вещи, она запротестовала и посоветовала ему вообще уйти из дому.
— Куда же я уйду?
— А у вас, у деловых людей, обычно вечерами совещания бывают. Тем более, новый приказ получил. Надо же его выполнять. Вот и ступай… А здесь ты мне только помешаешь.
Пришлось согласиться и с этим.
Единственно чего добился Сергей Сергеевич за весь день, так это взял слово с Софьи Анатольевны, что она не будет называть его Сержем. Софья Анатольевна, пожав плечами, уступила.
Сидеть в кабинете Сергею Сергеевичу не хотелось. Зеленая папка, над которой он провел несколько минут, вскоре снова была спрятана в ящик письменного стола. Случайно оказавшийся в конторе плановик принес дневную сводку. Плановик был человек пожилой, давно привыкший ко всякому начальству и поэтому сделавший заключение, что начальство вообще одинаково и что самое главное — относиться к нему уважительно. Седой, сутуловатый, он протиснулся в дверь, остановился на пороге, держа в руке листок бумаги, будто ждал, что начальник встанет из-за стола и подойдет к нему. Но едва только Сергей Сергеевич сделал это движение, плановик предупредительно поднял руку и поспешно приблизился к столу, подал сводку, чуть склонясь. Сергей Сергеевич не пригласил его сесть и сам встал. Просмотрев колонку цифр, он глянул на плановика:
— Что же это, опять авралить будем?
Плановик улыбнулся, но ничего не сказал.
— Опять, значит, в первой декаде почти ничего не сделано. Во второй декаде будем раскачиваться, а в третьей — штурмовать? Ничего, как говорится, кроме недостатков. И у народа, и у меня…