В любом случае начать рыть в этом направлении он сможет не скорее, чем через пять дней, когда снова получит выходной – снова его время будет принадлежать только ему одному. А пока… Зайцев вздохнул, поборол отвращение и зарядил в пишмашинку первый на сегодня лист.

Но выдержал он только до обеда. В столовой висел чад, звон, гам, но никого из второй бригады не было. Из огромных чанов тянуло капустным духом: щи. Есть хотелось нестерпимо.

Еще пять дней, и тогда выходной. Целых пять дней! Зайцев решительно вышел из очереди (она тотчас сомкнулась). Перебьется как-нибудь.

На улице вдруг ударила оттепель. Ботинки чавкали по ледяной жиже. В сизых лужах с ледяной крошкой отражалось небо. Зайцев вспомнил, что вроде булочная была у перекрестка Невского с Литейным. Может, была где и поближе, он не мог сообразить. Перебежал Невский под самым носом у трамвая, пропустил черный «Форд», телегу. Ленинград был бывшей столицей империи, да и сейчас – вторым по величине городом СССР. Но пешеходы вели себя как в деревне: переходили мостовую где вздумается, когда захочется, прямо, наискосок, а то и вовсе брели по проезжей части, без особого рвения уворачиваясь от редких автомобилей. А впрочем, они и были по большей части недавними деревенскими жителями, хлынувшими в город в поисках работы. Так что следовали деревенским привычкам, несмотря на то что в уличном движении те были опасны для жизни.

Зайцев задержался у трамвайных путей. По ту сторону открывалась перспектива уходящего к Неве Литейного проспекта. То есть проспекта Володарского, конечно. Зайцев разглядел гроздь: люди толпились, выставив наружу спины и зады. Конечно! Развал букинистов! Это даже лучше библиотеки. Он забыл о булочной, быстро перебежал перекресток, в спину ему полетела брань и вой автомобильного рожка, но Зайцеву было наплевать. Он быстро протиснулся, отодвигая локтями интеллигентного вида покупателей, к стопкам, уступам, веерам книг.

Здесь были всякие. В сливочных мягких обложках – поэтические сборники. Тускло светились золотые корешки собраний сочинений, еще напечатанных с ятями и ерами. Важно выдвигались переплеты толстых журналов с малахитовыми разводами.

Букинист глянул на него без интереса. «Лицо неинтеллигентное», – понял Зайцев, ибо на затрапезные бедные одежки букинист внимания не обращал: иные знатоки книг выглядели совершенными нищими. Продвигаясь вдоль прилавка, Зайцев оттоптал еще несколько ног.

– Товарищу Ната Пинкертона и брошюрку о половой гигиене коммуниста, – ядовито подсказал кто-то за его спиной. На это Зайцеву тоже было наплевать, он и не обернулся. Наконец сумел поймать взгляд букиниста.

– Путеводитель по Эрмитажу есть?

Тот и ухом не повел. Видно, не слышал. Спокойно подал покупателю три выбранные книжечки, на обложке какие-то квадраты и треугольники. Принял деньги. Потом нырнул под стол. Зайцева охватило раздражение. Типичный ленинградский снобизм. Букинист вынырнул со стопкой книг, протянул кому-то томик. А потом вдруг пихнул книжку Зайцеву. Все так же не глядя на него. И радушно занялся другим – знакомым – покупателем. Но какая разница! Это был путеводитель по Эрмитажу. Зайцев стал перелистывать страницы.

– Вы покупать или читать пришли? Здесь не библиотека, – холодно напомнил ему какой-то покупатель.

– Сколько? – крикнул в спину букинисту Зайцев, не обращая внимания на интеллигентного хама.

Тот назвал цену.

Зайцев не знал, дорого это или дешево, торгуются здесь или нет. Добиваться ответа было делом безнадежным. Подал деньги. Букинист, не пересчитывая, сунул их себе в карман. Зайцев вывинтился из толпы. Опустил узкую толстую книжечку в карман пальто. Передумал – перевел во внутренний карман. А потом не выдержал, отошел чуть в сторону от снующего потока и жадно раскрыл.

Полоска желтого света из-под его двери сразу бросилась ему в глаза: свет тощей лампочки в начале коридора сюда едва доходил. В его комнате кто-то был. Он сразу подумал только об одних незваных гостях. Зайцев остановился. Затаил дыхание. Бесшумно отступить? Тихо выйти из квартиры и прочь отсюда, пока не поздно? Или уже поздно? Рука тихо нашла холодную рукоять пистолета. Зайцев спрятал руку с пистолетом в карман. До стрельбы, конечно, не дойдет: эти гости ссыковаты, под пулю не полезут. Да и он стрелять не намерен: просто заставит их сдать назад. Выиграть отступление. И конверт. Если уже поздно. Он бесшумно подскочил к двери и распахнул.

– Эрмитаж? Ты что, был в музее? – удивилась Алла.

Он сообразил, что по-прежнему прижимает к себе другой рукой книжечку путеводителя: импровизированный щит на случай удара ножом.

– Вхожу в роль учителя истории. Изображаю мелкого интеллигента, – хмуро ответил он.

Лицо Аллы застыло. Но она справилась, брови смягчились:

– Так ты поэтому больше не звонишь, не приходишь?

Зайцев привычным движением глянул за дверь. Словно не мог поверить: чисто. Прошел в комнату. Положил путеводитель на стол.

– Ужинать будешь? – намеренно будничным тоном спросила Алла.

– Алла…

– Послушай, я знаю, – она положила ему руки на плечи. Он на миг накрыл ее руки своими. Ощутил их мягкое тепло. Снял.

– А я знаю, что нам лучше бы сейчас устроить небольшой технический перерыв, – твердо сказал он. «На обиженных воду возят», – напомнил он себе, но иначе не мог. Просто не мог.

– Технический? – Алла отпрянула. – Технический?

– Главное, что против слова «перерыв» ты не возражаешь.

Алла схватила со стола ковш, сдернула с него крышку. Вырвался ароматный пар. Подскочила к окну, дернула шпингалет, распахнула и вывернула содержимое ковшика вниз. А потом метнула и сам ковшик.

– Так мне и надо! – крикнула она со слезами в голосе.

– Алла!

Она схватила пальто и выскочила из комнаты.

– Трагинервических явлений, девичьих обмороков, слез давно терпеть не мог Евгений, – пробормотал Зайцев. Он был страшно зол на себя.

Бежать за ней по коридору? Поздно.

Он распахнул окно. Из парадной выпорхнула фигура.

– Алла! Подожди!

Она даже не обернулась.

Зато обернулась Паша, которая чесала набережную своей колючей метлой.

Зайцев увидел, как с дерева скинула себя вниз, к выброшенному ужину, ворона – сейчас там, внизу, будет пир. Хоть кому-то весело.

Как же помириться теперь? Что в таких случаях полагается делать? Зайцев озадаченно подошел к столу. Постоял, не находя в голове ни единой мысли.

За спиной раздался деликатный стук. Ну и слава богу! Он бросился открывать.

Но это была Паша. Зайцев с удивлением ощутил укол разочарования.

– А, Паша, здравствуй.

В руках у нее был ковшик.