сильно рассердится Нельсон, когда узнает, что Оскар ушел, захватив с собой его маникюрные ножницы и утреннюю газету.

«Все равно, — думала она по дороге домой, — скоро мы заживем по-другому, станем солидными и заведем ребенка. Пусть только кончится это лето».

Остановившись у цветочного магазина, она увидела, как из дверей выходит молодая женщина с большим букетом цветов. Женщина посмотрела на нее сквозь огромный букет, и Николь заметила, что она очень красива, — а затем подумала, что где-то она ее уже видела. Один или два раза — не больше; имя совершенно вылетело у нее из головы, она даже ей не кивнула и забыла об этой встрече до вечера.

За обедом собралось двенадцать человек: друзья Голдинга, Лиддел и Карлин Майлс, мистер Дэн — она насчитала за столом представителей семи национальностей. Среди прочих пришла и изысканная молодая француженка, мадам Деланю, к которой с легкой руки Николь прилепилось прозвище «девушка Нельсона». Ноэль Деланю была ее близкой подругой; когда они вчетвером играли в гольф, или куда-нибудь ездили, Ноэль всегда получала статус напарницы Нельсона; но сегодня, когда Николь представила ее кому-то как «девушку Нельсона», шутливое прозвище вдруг показалось ей отвратительным.

За столом Николь громко объявила:

— Мы с Нельсоном начинаем новую жизнь!

И все поддержали — они тоже, мол, давно подумывают об этом.

— Для англичан это в порядке вещей, — сказал кто-то из гостей, — потому что их жизнь — словно пляска со смертью — ну, знаете, пир во время чумы, праздник в осажденной крепости и все такое. Это заметно, когда они танцуют — у них на лицах всегда какое-то напряжение. Они об этом знают, и им это нравится. Они никогда не задумываются о том, что ждет их завтра. Но вы — американцы, и вы зря теряете время. Если вам вдруг захочется надеть пресловутую «зеленую шляпу» или цилиндр, это будет означать только одно — вы слишком много выпили!

— Мы хотим начать новую жизнь! — вслух заявила Николь, но внутри засомневалась: «А все-таки мне будет так не хватать этого моря, этой очаровательной беззаботности». Что будет потом? Привыкнут ли они к спокойной, размеренной, лишенной напряжения жизни? Ответ каким-то образом зависел от Нельсона. Его недовольство тем, что он никуда не двигается в плане карьеры, росло и должно было, наконец, вылиться в новую жизнь или, вернее, в новую надежду на жизненную гармонию для них обоих. Этот ответ целиком и полностью зависел от него, от мужчины.

— Ну, ребята, пока!

— Мы отлично провели время!

— Не забудьте начать новую жизнь!

— До встречи вечером!

Гости шли по дорожке к своим автомобилям. Лишь Оскар, слегка раскрасневшийся от ликеров, остался на веранде с Николь, рассказывая ей снова и снова о том, как он пригласил к себе одну девушку «посмотреть его коллекцию марок». Устав от людей, желая поскорее остаться в одиночестве, Николь еще немного послушала, а затем взяла с обеденного стола стеклянную вазу с цветами и ушла через стеклянную дверь веранды в темную комнату — а его голос следовал за ней, так как он все еще продолжал рассказывать, стоя на веранде. Пройдя комнату и выйдя в салон, она все еще слышала бормотание с веранды — и в этот момент из соседней комнаты послышался еще один голос, заглушивший голос Оскара.

— Поцелуй меня еще, — услышала она.

Николь остановилась и замерла в тишине, которую теперь нарушал лишь голос с веранды.

— Осторожнее! — Николь узнала слабый французский акцент Ноэль Деланю.

— Я устал быть осторожным! Кроме того, они все равно на веранде.

— Нет, лучше встретимся как всегда.

— Милая, милая моя…

Оскар Дэн на веранде устал и умолк. Стряхнув оцепенение, Николь сделала шаг — вперед или назад, она не знала. Она услышала, как люди в соседней комнате торопливо разошлись, услышав стук ее каблуков.

Она вошла в комнату. Нельсон закуривал; Ноэль стояла к ней спиной и, по-видимому, искала на стуле шляпку или кошелек. С ужасом, а не с яростью, Николь бросила — нет, швырнула в нее стеклянную вазу, которую все еще держала в руках. Она не хотела попасть в Ноэль — уж если кто и заслуживал подобного обращения, это был, без сомнений, Нельсон — но волна ее чувств перехлестнула границы разума и Николь уже не отдавала отчета в своих действиях. Ноэль Деланю, полуобернувшись, получила сильный удар в голову.

— Боже! — воскликнул Нельсон.

Ноэль медленно осела на стоявший рядом стул и подняла руки, словно защищаясь от новых ударов. Ваза упала, не разбившись, и покатилась по толстому ковру, разбрасывая по полу цветы.

— Что ты наделала!

Нельсон был уже рядом с Ноэль, пытаясь развести ее крепко прижатые к голове руки и посмотреть, сильно ли она ранена.

— Се ликвид, — прошептала Ноэль. — Э-се ку се ле санг?

Он силой отвел ее руку и тихо сказал: «Слава Богу, это всего лишь вода», а затем крикнул показавшемуся в дверях Оскару:

— Скорее принесите коньяк! — и Николь: — Ты с ума сошла?

Николь тяжело дышала и молчала. Когда принесли коньяк, повисла абссолютная тишина, какая бывает в операционной перед сложной операцией, и Нельсон влил стакан коньяка в рот Ноэль. Николь знаками показала Оскару, что тоже хочет выпить — и, словно боясь нарушить тишину, выпили все. Затем Нельсон и Ноэль одновременно заговорили.

— Найди мою шляпку…

— Я ничего глупее…

— …и я тотчас же уйду.

— …в жизни не видел.

Все посмотрели на Николь, которая сказала:

— Пусть ее машину подадут прямо к двери!

Оскар быстро удалился из комнаты.

— Ты уверена, что не хочешь вызвать врача? — обеспокоенно спросил Нельсон.

— Я хочу уехать!

Через минуту, когда машина отъехала от крыльца, Нельсон вошел в дом и налил себе еще стакан коньяка. По его лицу прошла волна убывающего напряжения. Николь это заметила, и еще заметила его сильное желание выжать из этого инцидента все, что только можно.

— Просто объясни, зачем ты это сделала, — резко сказал он. — Нет, не уходи, Оскар!

Он понял, что эта история уже не останется только между ними.

— Какая причина…

— Замолчи! — грубо оборвала его Николь.

— Если я поцеловал Ноэль, то в этом нет ничего ужасного! Этот поцелуй не имел для нас обоих никакого значения.

Она презрительно улыбнулась.

— Я слышала, что ты ей говорил.

— Ты с ума сошла!

Он сказал это так, будто она и впрямь была сумасшедшей — в ней поднялась волна дикой ярости.

— Ты лжец! Все это время ты притворялся таким исключительно честным, а я тебе верила — и все это время ты за моей спиной крутил роман с этой