Флинт, он единственный, кто мне нужен. Флинт, парень, которому я нравлюсь, со шрамами, с синяками, какая есть. Парень, с которым я не боялась развалиться на части, а это означает, что он — дом. Я чувствую жар и покалывания в нижней части живота. Он мне поможет.

И я должна извиниться перед ним.

* * *

Сидя в автобусе по пути в Гдетотам, я смотрю в окно, ищу ориентиры. Дергаю за шнур, как только мы проезжаем «ГРАНДИОЗНУЮ РАСПРОДАЖУ СЫРОВ», потому что дом Флинта уже близко. Автобус со скрипом останавливается.

Я тук тук тук, ку-ку, тихонько, игнорируя взгляды тех, кто сидит близко, прохожу два квартала пешком до нужной мне парикмахерской. Слежу за трещинами, считаю квадратные плиты, чтобы изгнать из головы мою кричащую, разгромленную комнату. Полностью не получается, все равно возникают образы треснутых, раздавленных кукол, отвалившихся клавиш пишущей машинки, пустые гнезда. Никаких аккуратных, теплых групп по девять, шесть и три. Одно большое захоронение.

Я подхожу к мраморным ступеням, которые ведут в парикмахерскую: между ними и автобусной остановкой пятьдесят одна квадратная плита. Меня наполняет тревога после того, как я стучусь в дверь. Шесть раз. По три в каждую панель. Я задаюсь вопросом, что произойдет, когда он увидит меня. Прижмет ли он меня к груди? Поцелуемся ли мы? Должна ли я поцеловать его первой, потому что именно я удрала при нашей последней встрече? Должна ли извиниться? Пустит ли он меня на порог?..

Но он не подходит к двери. Я стучу снова. Девять, девять, шесть — я стучу ногами в промежутках между стуками в дверь. Кар-р-р, каркает за спиной ворона, три раза. Три означает «иди, делай что-нибудь, ты под защитой». Я берусь за ручку, и она поворачивается. Дверь открывается.

Тук тук тук, ку-ку, тук тук тук, ку-ку, тук тук тук, ку-ку. За дверью темно, холоднее, чем снаружи. Я зову его нерешительно: «Флинт?»

Нет ответа.

Я спускаюсь вниз по закругляющимся, наполовину разбитым бетонным ступеням. Все покрыто тусклым синим светом, запах бетона и сухих стен, ничего человеческого.

Последняя ступенька, и мое сердце ныряет в пятки.

Ничего нет. Все вынесено. Помещение пустое, за исключением холодильника-гардероба, и бугристого дивана, и длинного стола. Я моргаю, плотно закрываю глаза, в надежде, что комната заполнится вновь, едва я их открою, а Флинт будет опираться локтями на длинный, запачканный краской стол, рисуя очередную растительно-животную женщину с ветками деревьев вместо рук и гривой зебры на голове.

Открываю глаза: все пусто. Медленно подхожу к столу, прохожусь пальцами по засохшей краске, мечтаю о его волшебном появлении с другой стороны стола.

Может, он уже уехал из Кливленда — он всегда говорил, что не может оставаться в одном месте дольше нескольких месяцев, — перебрался в Портленд или в Сан-Франциско. Он же говорил, что ему этого хочется. Может, он уже восстает из пепла в другом городе, становясь кем-то еще.

Я борюсь с поднимающейся паникой. Роюсь в рюкзаке в поисках ручки и бумаги, но нахожу лишь мятый чек из «Майти марта». Приходится довольствоваться этим. Зажимаю ручку «Микрон 005» пальцами, расправляю чек, начинаю писать на обратной стороне крошечными, приникающимися друг к другу буквами:

Дорогой Флинт!

Мне очень жаль. Я не знаю, что еще сказать. Я ничего не понимала. Насчет тебя. Насчет нас.

Думаю, теперь я знаю, кто убил Сапфир. Я вновь собираюсь пойти в «Десятый номер». Я должна еще раз поговорить с девушками. Я знаю, это небезопасно, но я должна.

Мне трудно это говорить, но ты — единственный человек среди моих знакомых, благодаря которому я чувствую, что не такая я и плохая. Что у меня есть надежда.

Поэтому, на случай, что ты найдешь мою записку: спасибо тебе.

Королева П.

Глубокий вдох, я складываю записку три раза, сжимаю в руке, последний раз оглядываюсь, похоронный свет липнет ко всем поверхностям, словно покрывая прежний дом Флинта слоем грязи.

Ступени крошатся у меня за спиной, когда я поднимаюсь. Наверху, прежде чем уйти, меня охватывает желание поклониться. Шесть раз. Каждому углу, полу, зеркалам, потолку. Тук тук тук, ку-ку. Громко. Эхо отражается от стен, прежде чем я закрываю за собой дверь, выбегаю на улицу и снова кланяюсь. Ступеням, вывеске, которая качается взад-вперед на ветру, огромному рту неба.

Я иду к старой купальне для птиц и кладу записку на ее ровное, изогнутое дно, придавливаю камешком. Даже если он больше никогда не придет к этой парикмахерской, но находится в Кливленде, здесь он появится обязательно. Лучшего способа найти его у меня нет. Я думаю о его пальцах, мягко прижимающихся к моему животу, поднимающихся выше, поглаживающих кожу. Я кланяюсь снова, девять раз, треугольник защиты, мольба. Ветки деревьев причесывает лунный свет. Меня осеняет: Малатеста! Может, он там. А если нет, может, Серафина, которая мастерит парики, подскажет, где его найти. В любом случае мне надо идти туда. Там я наверняка найду все необходимое для маскировки.

Я спешу по улицам. Свет уличных фонарей отскакивает от мостовой, пробивается сквозь кроны деревьев, направляет меня к металлическому сараю, лачуге, с красной буквой «М» на черном фоне над дверью.

Она приоткрыта, я заглядываю внутрь, никаких признаков Флинта. Сердце падает, но я тук тук тук, ку-ку, — три раза, — захожу. Бояться времени нет.

Серафина и Гретхен вешают огромное деревянное разрисованное панно на заднюю стену.

— Опусти на землю, Гретч, — говорит Серафина, когда я захожу в сарай. — Это место противоречит фэн-шуй[28].

Я откашливаюсь. Гретхен, на ней юбка-колокол, поворачивается первой, замечает меня.

— А, привет… подружка Флинта, да?

Я киваю.

— Я его ищу.

Поворачивается и Серафина.

— На данный момент Флинт числится в пропавших без вести. Не видела его пару дней.

Мое сердце вновь падает, под ложечкой сосет все сильнее. Я борюсь с чувством обреченности, помня о своей миссии.

— Если на то пошло, — я набираю полную грудь воздуха, сосредотачиваюсь на девяти планках потолка, — я здесь и по другой причине. Мне… мне нужна помощь в одном деле.

Серафина вытирает пыльные руки о джинсы, измазанные в синем блеске и гипсе.

— Конечно… что случилось?

— Ты же делаешь парики, так?

Гретхен фыркает.

— Этот точно, только этим она нынче и занимается. Она ими одержима.