– Отличная вечеринка! – говорит она ему с безмятежной улыбкой, не сбавляя шага и слетая по лестнице следом за Джейн. На несколько шагов позади них пыхтит Джаспер, стараясь не отставать. Минуя бальный зал, Джейн и Киран оказываются в холле, где люди толпятся вокруг горы снеди, которую Джейн замечает лишь краем глаза; все ее внимание сосредоточено на поисках лысеющей макушки интерполовца. Киран хватает ее за руку и тянет на кухню. Там-то они и обнаруживают его, шагающего мимо плит и длинного стола. Выездной обслуживающий персонал суетится за приготовлением крошечных тарталеток. Никого из постоянных слуг здесь нет.

– Киран, – спрашивает Джейн. – Что мы делаем?

Офицер исчезает в глубине кухни – там только кухонный лифт, кладовка и дверь на заднюю лестницу. Киран следует за ним, обходя холодильник и морозильную камеру, продолжая сжимать запястье Джейн и не произнося ни слова. Ее каблуки стучат по кафельному полу, как выстрелы. Джейн чувствует себя так, будто находится в лодке охотников за китами, когда раненый зверь швыряет ее из стороны в сторону.

Когда они догоняют интерполовца, он уже просовывает голову в открытую дверь кухонного лифта.

– Это может быть опасно, – весело говорит ему Киран, отпустив наконец руку Джейн. – Мы не хотим нести ответственность за травму сотрудника Интерпола. Что, если бы кто-то послал лифт вниз, пока ваша голова была там?

– Скорее вверх, – буркает он, вытаскивая голову, закрывая дверь и с подозрением глядя на девушек. – Я видел устройство внизу. Что там? И мне было слышно, как кое-кто говорит по-бенгальски.

– Да, – подтверждает Киран. – Я тоже слышала. Это один из слуг, Патрик. Сегодня суббота, а по субботам у Патрика бенгальские дни.

– Бенгальские дни? – с сомнением переспрашивает офицер. Бледный мужчина с тонкими губами, в его речи слышится французский акцент. Он говорит по-английски с такой нарочитой отчетливостью, словно пытается продемонстрировать, до какой степени ненавидит разговаривать на этом языке.

– Чтобы проще было выучить, – объясняет Киран. – У Патрика талант к языкам. По средам он говорит исключительно по-немецки. Хотите с ним познакомиться? – радостно говорит она, хватаясь за ручку задней двери. – Мы направляемся вниз, чтобы помочь ему принести немного английского шампанского.

– Английского игристого, – поправляет мужчина, слегка обидевшись.

– В винном погребе есть тайный люк, ведущий в самый настоящий ублиет[17], – добавляет Киран. – Вам, как французу, это должно быть интересно.

– Я бельгиец, – жестко говорит мужчина. – И американский ублиет под домом, построенным сто лет назад, кажется мне нелепым. Этот дом – какой-то аттракцион.

– Значит, вы не хотите увидеть ублиет? – переспрашивает Киран. – Настоящая жуть.

Бросив последний обиженный взгляд на ботинки Джейн, офицер Интерпола коротко вздыхает и покидает кухню.

– Скатертью дорога, – комментирует Киран его уход.

– Киран, – спрашивает Джейн. – Зачем ты прогнала интерполовца?

– Она заперта. – Киран дергает заднюю дверь, игнорируя ее вопрос. – С чего бы это?

– Патрик действительно говорит по-бенгальски и по-немецки?

– Он знает несколько бенгальских слов, – рассеянно говорит Киран.

Кухонный лифт вдруг начинает гудеть и скрежетать. Киран дергает его дверцу, та открывается. Внутри, скрестив ноги, сидит смуглый мужчина с густыми темными волосами, в хорошем черном костюме и в полном изумлении смотрит на Киран и Джейн, скользя вверх в кабинке.

Киран спокойным голосом говорит ему несколько слов на неведомом Джейн языке. Лифт продолжил движение вверх, и мужчина скрылся из виду.

– Ты знаешь этого парня? – пропищала Джейн.

– Первый раз вижу, – пожимает плечами Киран, закрывая дверцу. – Но это тот самый парень, который разговаривал в винном погребе. Если верить интерполовцу, «по-бенгальски». Потому что он пронырливый бельгийский невежда, который не может отличить бенгальский от арабского, хотя между ними ничего общего.

– Ты знаешь арабский?

– Это одна из моих специализаций.

– Что ты ему сказала?

– «Не волнуйся, тебя не раскрыли».

Джейн охватывает легкая паника.

– Что это значит? Киран, зачем ты сказала это незнакомому человеку?

Киран пожимает плечами:

– Это показалось мне самым безопасным. Сама посуди. Если он плохой парень, то не должен решить, что мы против него, так? А если он хороший парень, то, разумеется, мы не собираемся его раскрывать.

– Киран, – говорит Джейн, чеканя каждое слово. – Ты что, мать твою, стебешься надо мной?!

– Послушай, – отвечает Киран. – Я понятия не имею, какого черта происходит в Доме сегодня вечером, но мне кажется, ты знаешь об этом больше, чем делаешь вид. А я не люблю, когда мне врут.

Лифт снова издает скрежет, и прежде, чем Джейн успевает ее остановить, Киран вновь открывает дверцу. На этот раз тележка движется сверху вниз, в ней – Патрик, который одной рукой держит кудрявого темноволосого малыша с серьезными карими глазами и южноитальянскими чертами. Это младший брат Грейс, Кристофер Панзавекки, – Джейн помнит его по теленовостям.

– Привет! – весело кричит Кристофер.

Патрик тем временем в ужасе смотрит на Киран. В другой руке он сжимает пистолет.

– Привет! – ответила Джейн Кристоферу, который, судя по восторженному выражению широко распахнутых глаз, ждал именно этого.

– Я люблю тебя, – сказал Патрик Киран скорее с вопросительной интонацией. Тележка продолжает движение вниз.

– Да пошел ты, Патрик! – Кажется, Киран всерьез злится.

Как только лифт скрывается из виду, она с ненавистью захлопывает дверцу. Шум отдаляется, пока не перестает быть слышным.

– Проклятье! Какого черта?! Он меня любит?! Он в моем кухонном лифте с пистолетом и ребенком, которого разыскивают сицилийская мафия и полиция штата Нью-Йорк! Будь ты проклят, Патрик!

– О боже, – вздыхает Джейн, потому что это ее вина. Это ей вздумалось следить за агентом Интерпола, несмотря на растущую подозрительность Киран. Это из-за нее Киран сейчас увидела то, что увидела. – О боже!

– Да ладно тебе, взбодрись! – Киран похлопала Джейн по плечу.

– Взбодриться? – недоверчиво восклицает Джейн.

– Я к тому, что это смешно на самом деле. Разве не смешно? Он позвал меня домой. Он обещал мне в чем-то признаться. Ха-ха-ха! – Киран начинает задыхаться, затем хлопает себя по груди и ревет от смеха до тех пор, пока не начинает вытирать слезы мизинцем, стараясь не размазать тушь. – О господи! – говорит она, икая. – Зато теперь мы знаем, что тот араб – хороший парень!