– Лихоманка не жги живот! Стынь жар, отвергнись смрад. Хворь изыдь!

Ребенок дернулся и замер с закрытыми глазами.

– Он умер! – запричитала пожилая женщина. – Он умер!

Дед мальчика выпрямил спину, как кол в заборе, и замер, зажмурившись – он боялся заплакать от горя рядом с этой темной колдовской девкой.

Ведьма криво усмехнулась и с неожиданной нежностью погладила головку спящего мальца.

– Хороший какой, – прошептала Ягуша и поднялась на ноги.

Причитания женщины стихли.

– Он спит? – всхлипывая, спросила она.

– Да, – спокойно отвечала Баба Яга. – Он будет спать и очень долго жить.

– Спасибо тебе, великая знахарка! – зашептала женщина, размазывая по лицу слезы. – Но нам нечего тебе дать. Скромно живем.

– Крынку с молочком дайте еще разок, – улыбнулась Ягуша, с удовольствием наблюдая, как наливается здоровым румянцем лицо спящего Сокола. Она еще раз погладила мальчика и вышла во двор, а за ней и дед поплелся на непослушных от волнения ногах.

Недалеко от избы был сложен из грубых камней небольшой, уже закопченный золой очаг. Здесь в теплое время хозяева готовили похлебку.

– Запали хворост! – приказала Ягуша.

Дед с испугу пригоршню тлеющих березовых угольков из печи в доме принес. Прямо в руках нес, бегом бежал – так угодить хотел страшной спасительнице от страха и радости – вперемешку.

Дровишки в летнем очаге занялись быстро – защелкали, зашуршали. Легкий дымок сменился открытым пламенем.

Яга бросила в огонь свернутую в ком тряпицу и, подержав открытые ладони над языками пламени, промолвила:

– Хворь в ней. А когда сгорит, после и пепел тут же зарой в землю да притопчи следом. И еще! Вот тебе монета рубленная, серебряная.

Дед отрицательно замахал головой.

– Это мы перед тобой в неоплатном долгу!

Яга кивнула, но ответила немного нервно:

– Это не вам с бабкой, а Соколу на мед и молочко.

После этих слов она удалилась в задумчивости, а пару монет на полено положила.

Шла недолго.

В центре поселения раскинулись несколько огороженных усадеб с высокими домами – и печи с изразцами, и крыши с петухами, и окошки с резными ставенками.

– Будут ли и здесь добры к бедной страннице?

Молодая Баба Яга настойчиво постучала в суровые ворота и долго ожидала звука тяжелого засова.

Ворота медленно отворились.

– А ну не балуй! – прохрипел толстый, неприятного вида бородатый хозяин в богатой рубахе. – Чего тебе, глупая девка? Хочешь кнута отведать?

Колдунья криво усмехнулась, оголив в полуоскале белоснежные зубы, и ответила:

– Я путница. С дороги лесной, петляющей. Дайте, добрые люди, жажду долгую утолить.

– А ну-ка возвертайся туды, откуда пришла, – рыжебородый мужик вытер рукавом жирные губы и грязно усмехнулся: – Знамо дело – воды ей, а сама на курей и скот пялится.

Баба Яга в ответ поклонилась, а затем встала на цыпочки и действительно заглянула за спину распоясанного мужика. Потом медленно, по слогам ведьма произнесла:

– Хорошие у тебя коровы… и куры…

Она повернулась и пошла восвояси.

Слева за плетнем сгорбившаяся бабка изо всех сил пыталась перекрестить Ягушу, окропить ее святой водой и победить крестным знаменем.

Ведьма повернула голову и сказала:

– Хорошие у тебя огурцы, бабуся…

Бабе Яге совсем скучно стало. Люд не меняется, хоть сто лет минует, хоть пять сотен. Пора облачаться в новое алое платье и собираться в трудный путь до самых нижних пределов Нави.

Ягуша пошла к ближайшему лесочку, а за спиной поднимался вой. Это заголосили мужики и бабы. Коровы одна за другой заваливались на бок и тут же сдыхали, не в силах даже замычать. И куры принимались вдруг бегать по двору, хлопать крыльями, затем хромать и падать в пыль уже мертвыми, усиливая переполох.

– Коровья смерть! – заголосили люди, а за ними этот крик подхватывали другие. – Курья смерть!

И наконец истошно закричали:

– Ведьма!

Закричала и бабка – листья ее отменных огурцов прямо на глазах желтели и сворачивались, а плотные зеленые огурчики размягчались и чернели.

Крепкие мужчины вооружались, кто чем мог, и вот уже толпа двинулась вдогонку, ощетинившись кольями и вилами.

– Такое уже бывало! – вечная ведьма обозлилась и повернулась к разъяренной толпе лицом, от животного возбуждения она распахнула глаза и принялась указательными перстами обеих рук указывать неизвестно что, неизвестно кому и неизвестно зачем.

И вдруг мир потемнел. У всех ее преследователей в ушах нарастал неприятный разбойничий свист, а за ним и жуткий женский хохот. Хохот проникал прямо в голову. Боль стучала тяжелым пульсом в висках. Да и привычные тропки-дороженьки неожиданно отворачивали куда-то в сторону – обратно, к деревне, а потом и вовсе исчезали. Затем налетел ветер и задул пару зажженных второпях факелов, а после закружил пыль-песок и ударил по глазам всех тех, кто вознамерился немедленно найти и покарать злую ведьму. А там, сразу за кромкой леса, поднялся нескончаемый гвалт в тысячи птичьих глоток. Вороны! Они заслонили солнце своей армадой! Но атаковать людей не стали – эти жуткие стайные птицы гадили и гадили на головы струхнувших мужиков. Хуже всего то, что случилось далее – два симпатичных белых облачка из поднебесья провалились вниз, почти до самой земли, обернулись сизыми тучками, продолжая наливаться тьмой, быстро обменялись горизонтальными близкими молниями, при этом совершенно ослепив и оглушив преследователей. Да и какие теперь из этой трусливой разрозненной мокрой кучки преследователи?

Никакие!

Они наконец-то встали, побросав колья, отплевываясь от птичьего помета и пыли и затравлено поглядывая друг на друга. Темные мужики уже поняли, что надо бежать обратно, быстро и без оглядки, но еще стеснялись сами себя!

Когда же на их головы посыпались градины размером с голубиное яйцо и сразу за этим пошел кровавый дождь, терпение радетелей справедливости и самосуда закончилось и они побежали – назад, к деревне, подальше от этого ужаса, в тишь да гладь деревенской жизни без жестоких колдунов и свирепых ведьм, убивающих скотину одним лишь взглядом.

Ягуша улыбнулась – она не стала их преследовать и кары изуверские прекратила.

– Тьфу на вас, несчастные! – сказала она и подалась в лес.

На опушке Молохова урочища она заметила стайку ярко-желтых ловких птичек с черными головками.

– Снова жуланчики[19] прилетели, – с грустью прошептала под нос Баба Яга. – Значит, скоро студеная Морана снова вступит в свои права. Хватит медлить.