Тихон подался вперед. Застрявший в песке «Москвич» отчаянно работал задними колесами, его разворачивало. Вот колесо зацепилось за твердый грунт, машина вырвалась из сыпучих объятий и устремилась в темноту.

Уазик легко проскочил изрытую яму. Свет фар цепко держал помятый задний бампер «Москвича». Расстояние сокращалось.

– На таран? – спросил Григ.

– Там ребенок. Прижми сбоку.

УАЗ ушел влево, поравнялся с «Москвичом» и агрессивно вильнул, метя в переднее крыло. Тихон уже видел перекошенное лицо Славяна, как вдруг из-под капота УАЗа хлопком взметнулось облако пара. Двигатель крякнул и заглох. Машина, словно пойманная невидимой сетью, натужно катнулась вперед и встала. «Москвич» умчался дальше.

– Черт! – выругался Григ. – Какого хрена?

Он дернул рычаг, шмякнул дверцей и заглянул под капот. Тихон стоял рядом. Запах подгоревшего масла и перегретого металла вместе с паром волной окутал его.

– Радиатор пробит, – показал Григ. – Наверное, твоя работа, когда в нас вляпал.

– Что-нибудь сделать можно? – Тихон мало что знал об устройстве машины и второй раз за сегодняшний день пожалел об этом. «Освою авто обязательно!» – решил он.

– Все, кранты! Приехали! Вызывай аварийку. Где тут автосервис? Эге-гей! – взвинченный Григ крутился на месте и размахивал руками.

– Что твой приятель может сделать с ребенком? – Заколов одернул Грига.

– Славян? Да хрен его знает! Бросит где-нибудь, а сам смоется. Ты его сильно напугал. Но нам без бабок нельзя возвращаться. Кранты! Ему-то уж точно. Он их профукал. Слушай, а может, подсобишь Толика расколоть? Он ведь порядочная сволочь. Ты же местный, его знаешь, а мы тебе отстегнем процент за помощь. А?

Заколов разочарованно смотрел на сломанную технику. С утра он искал Сашку, а теперь надо в первую очередь найти маленького ребенка. Сашка Евтушенко, даже если угодил в передрягу, может и сам вывернуться, а беспомощный ребенок – никогда. Тихон даже не помнил, кто у Колесникова родился: мальчик или девочка? И Толик еще не знает, что ребенок похищен. Небось перед Ленками хвостом крутит или приметил новый объект для ухаживания. А каково сейчас Любе? Вот кому не позавидуешь.

Как достать теперь Славяна на «Москвиче»? Вот проблема!

– Ты гляди, зоопарк! – Григ указывал пальцем за спину задумавшегося Тихона.

«Посмотри, птичка!» – вспомнил Тихон детский прикол, когда послушно поворачиваешься, а приятель хватает тебя за нос или бьет по плечу. На эту удочку он попадаться не хотел. Сейчас все может получиться не так безобидно, как в детстве.

– Давай повернемся вместе. Обходи меня, – предложил Тихон.

– Ты чего? Да я… – Григ аж задохнулся от наигранной обиды. – Я тебе верблюда показываю. Посмотри!

Григорьев под цепким взглядом Тихона, как конь на коротком аркане, покорно обошел Заколова. В нескольких метрах от них стояла большая светло-рыжая верблюдица с необычными белыми горбами. Рядом с ней вертел слюнявой мордочкой любопытный верблюжонок. От его губ пахло теплым молоком.

– Шиха! – Тихон вспомнил рассказ Мурата. – Шиха, вот ты какая.

Он подошел к ней и протянул руку. Пальцы застряли в жесткой густой шерсти. Верблюдица легла на живот, ладонь Тихона угодила в теплую ложбину между белоснежными горбами. Он посмотрел в большой повернутый к нему глаз. В нем отражалась его маленькая фигура.

Тихон сел на широкую спину животного.

Григ, открыв рот, смотрел, как быстро трусит белогорбая верблюдица, унося странного парня. За нею разлаписто вскачь бежит верблюжонок. Один раз он оглянулся, и тогда Григу стало совестно и неловко, как в далекой школе, когда его застукали с кошельком учительницы.

Шиха шла споро. Заколов не знал, с какой скоростью может бегать это животное, но передвигалась она явно быстрее, чем навьюченные верблюды колдуна, встреченные утром. Иногда она выворачивала взгляд назад, беспокоясь о сосунке. Тот уверенно держался рядом с мамкиным животом, поворачивая мордашку то на незнакомого двуногого, оседлавшего мамашу, то на привычные соски под брюхом.

Случайный всадник верблюдицу, казалось, совсем не интересовал. С непривычки Заколов повалился вперед, вцепившись в дрыгающуюся подушку примятого горба.

Около минуты студент и зэк смотрели друг другу в глаза. Сашка – устало и равнодушно, постоянная боль притупила эмоции, а во взгляде Равиля мерцала гремучая смесь испуга и ненависти. Левый глаз Хасимова нервно дергался, но рука твердо держала пистолет.

– Я – твое живое алиби, – как можно мягче прервал молчание Евтушенко.

– Мне насрать! – огрызнулся Равиль. – Прихлопну как муху.

– В это время года скорпион не опасен.

– Точно? – Эта информация заинтересовала Равиля.

– Надо выдавить жало и прижечь. Место укуса покраснеет и опухнет. Может, поднимется температура, но через два дня все пройдет.

– А ты откуда знаешь?

– Друг рассказывал. – А он?

– Из книг.

– Книжки, – скривился Равиль, словно сунул в рот что-то очень кислое. – Я тебе поверил, урод. Руки развязал, ремень вернул, а ты за все это решил грохнуть Равиля Хасимова. Да? Все люди – сволочи! Никому нельзя верить!

– Я не собирался на тебя нападать.

– Откинь бутылку!

Сашка подчинился. Равиль убрал пистолет. Он морщился и давил ногтями вокруг укуса. Решив, что достаточно, спросил:

– А как прижечь?

– Дай спички.

Сашка подхватил коробок, взял в щепотку несколько спичек. Спички вжикнули о коричневую полоску, серные головки вспыхнули. Сашка ткнул маленький факел в ногу Хасимова. Огонек с шипением утонул в смуглой коже.

– Ой! Гад! Ты что делаешь? – вскрикнул Равиль.

– Зачем дернулся? Я промахнулся, – сказал Сашка, рассматривая ожог. – Давай еще раз.

– Издеваешься? Сволочь! Ты все специально задумал! Ляг на живот! Руки за спину.

Хасимов плюхнулся на студента сверху и скрутил Сашкины руки все той же сеткой. Чтобы узел был плотнее, Равиль со всей силы поддернул завязанную сетку вверх. Впившиеся капроновые нити грубо содрали кожу.

– А теперь вставай и топай. Если через час не придем к станции – тебе хана. Сейчас, – Равиль посмотрел на снятые с Сашки часы: – полседьмого. Шайтан тебя подери, да я уже весь день с тобой по пустыне шляюсь!

И впрямь, Евтушенко с удивлением отметил, что быстро темнеет. Прошли сутки, как он с Боней вышел из магазина. Уже сутки, как он плутает по степи и не может выйти ни к реке, ни к железной дороге.

Он вспомнил карту, которую видел первого сентября около института в руках Колесникова. Он сам тогда сказал, что на ней изображены здешние места. Что там было? Река. Железная дорога. Между ними в этом месте большое расстояние. Но не настолько большое, чтобы его не преодолеть за несколько часов. Получается, либо они идут все время параллельно железной дороге, либо крутятся в одном и том же районе.