течение четырех лет с середины 1945 г. до середины 1949 г. в области экономической и промышленной политики как со стороны представителей ПШАП, так и со стороны японцев, часто расходятся настолько, что создается впечатление, будто каждая из сторон говорит о другой стране. В начале оккупации ГКЧП заявлял, что японцы сами создали себе экономические трудности и что союзники не несут никакой ответственности за поддержание того или иного уровня жизни в Японии. Однако американцы быстро поняли, что если они будут придерживаться этой позиции, то, учитывая крах всей японской международной торговли, они просто обеспечат коммунистическую революцию в Японии, а не "демократическую переориентацию" страны.

 

Поэтому американцы начали контролировать торговлю и потребовали от японского правительства ввести экономический контроль. Как оказалось, предвоенные и военные победы дзайбацу над государственными бюрократами оказались гибельными для дзайбацу. SCAP объявил, что дзайбацу несут ответственность за военную экономику, запретил дальнейшее существование частных картелей и приказал государственным чиновникам осуществлять полномочия, ранее закрепленные за ассоциациями контроля. Чиновники МКИ "линии Киси-Шиина" с радостью подчинились: после пятнадцати лет борьбы им вдруг показалось, что они попали в бюрократическую землю обетованную.

 

Таким образом, SCAP иногда одобрял предложения MCI, которые американцы считали временными, но которые в итоге оставались в силе вплоть до 1960-х годов (например, валютные бюджеты). Что касается политики SCAP, направленной на ликвидацию дзайбацу, то сотрудники старого Бюро предприятий MCI, которое теперь называлось Отделом корректировки (Seiri Bu), с энтузиазмом выполняли эту программу. Но когда речь зашла о деконцентрации экономики в целом, для которой распад дзайбацу был лишь средством, а не целью, промышленные бюрократы быстро обнаружили, что внутри SCAP существуют разногласия, и воспользовались ими. Элеонора Хэдли, сама работавшая в SCAP, объясняет:

Поскольку в США коммерческим банкам не разрешается иметь промышленные и торговые дочерние компании или филиалы, в американском лексиконе и мышлении принято рассматривать коммерческие банки как нечто совершенно отдельное от промышленности и торговли. . . . Экономический и научный отдел штаб-квартиры [SCAP] ... был создан с отделом антимонопольного регулирования и картелей и финансовым отделом, что было ошибкой. . . . В результате фактической договоренности Отдел по борьбе с картелями претендовал на антимонопольную юрисдикцию в отношении банков, но сотрудники Финансового отдела настаивали на том, что банки полностью принадлежат им (и их ответственность не включала антимонопольных полномочий!).

 

После оккупации старые дзайбацу были воссозданы на базе банков, а не прежних семейных холдингов. Это была гораздо более рациональная и эффективная схема, но, безусловно, не совсем то, что имела в виду SCAP. Более того, в 1975 году японское правительство без всякой видимой иронии наградило орденом "Священное сокровище" второй степени Тристана Э. Беплата, недавно вышедшего на пенсию в качестве старшего вице-президента нью-йоркской компании Manufacturers Hanover Trust Company.

Впрочем, и сам Йошида не преминул попытаться обмануть чиновников SCAP. "Первоначальный план штаба, переданный нам, - пишет Йошида, - предусматривал чистку "постоянных директоров", а также других лиц, занимающих высшие должности. На японский язык это было переведено нашей стороной как "управляющие директора". Однако, строго говоря, под "постоянным директором" можно понимать того, кто регулярно работает в компании, а к таковым относится большинство рядовых директоров. Мы придерживались своей трактовки, что "постоянные директора" - это, по сути, управляющие директора, и тем самым смогли спасти от чистки многих рядовых директоров, которые в противном случае могли бы попасть под такую классификацию. Это говорит о том, что в некоторых случаях ошибочные переводы выполняют свою функцию".

 

Иногда японские чиновники искренне не понимали, чего от них хочет SCAP. Например, в отношении Антимонопольного закона (№ 54 от 14 апреля 1947 г.) Морозуми Ёсихико, ставший через 25 лет заместителем министра MITI, вспоминает о своих мучительных усилиях во время оккупации по постатейному переводу на юридический японский язык проекта Антимонопольного закона, который штаб генерала Макартура направил в MCI для принятия. "Сегодня это кажется смешным, - пишет он, - но тогда мы не понимали, о чем идет речь".

 

Когда Морозуми показал свой проект "старшему по званию" Мурасэ Наокаи, в то время руководителю Бюро по законодательству при кабинете министров, Мурасэ спросил его, что означает то, что он перевел, и тот, к своему стыду, был вынужден ответить, что не знает. Мурасэ понял суть закона, только заглянув в оригинальный английский текст. Нет нужды говорить о том, что антимонопольный закон не был тем, чего японцы могли избежать или обойти. Как мы увидим в следующих двух главах, MITI потратил последующие 30 лет на то, чтобы обойти творение Морозуми. Напряженность, возникшая между МИТИ, с одной стороны, и Комиссией по справедливой торговле (созданной в соответствии с законом), с другой, несомненно, способствовала созданию благоприятного климата, в котором происходил высокоскоростной рост. Эта напряженность, непредусмотренная ни SCAP, ни MCI, возможно, стала одним из главных вкладов оккупации в экономическое "чудо".

 

Хотя в отчетах SCAP практически ничего не говорится на эту тему, японцы характеризуют первые четыре года оккупации, ссылаясь на два больших спора о восстановлении экономики Японии и на один непреодолимый факт - усиление роли государства как центрального игрока в экономике. Первый из этих двух споров касался того, следует ли в ходе реконструкции отдавать предпочтение расширению производства или стабилизации цен и борьбы с инфляцией.

Какой тип экономики должна перестроить Япония: ориентированный на легкую промышленность и сравнительные преимущества Японии в виде большой и пока еще дешевой рабочей силы или ориентированный на тяжелую и химическую промышленность с их большим потенциалом добавленной стоимости (т.е. большей стоимостью произведенной продукции после вычета стоимости материалов, налогов и амортизации).

Акцент на производстве, а не на стабилизации, на тяжелой, а не на легкой промышленности обычно превалировал, но сторонники противоположных позиций не всегда были неправы. Они внесли свой вклад в период "линии Доджа" (194950 гг.) и Корейской войны (195053 гг.), когда сторонникам производства и тяжелой промышленности пришлось столкнуться с проблемой борьбы с инфляцией и зависимостью Японии от международной торговли. Именно тогда родилась МИТИ и синтезировались обе стороны оккупационных противоречий, сформировав систему высоких темпов роста.

Во всех спорах доминировал вопрос о росте государственной власти и ее роли в реконструкции. Историк Хата Икухико прямо утверждает, что "никогда японская бюрократия не пользовалась большей властью, чем во время оккупации", а Клуб журналистов МИТИ называет оккупацию "золотой эрой" МКИ - периодом, когда она осуществляла полный контроль над экономикой.

 

Принятие государством на себя всех функций,