– Ну, тогда все.

– Да и так немало. И правда, тысяча дорог. Что посланным-то говорить?

– Главными опытных, надежных казаков ставь. С любого дела снимай, это все равно важнее. Этим разъясни, что брать его живым не обязательно… даже не нужно. Увидят – пусть сразу и кончают, как опознают, но труп сюда должны привезти. Он ведь раб, прав у него никаких нет. Я в каждую группу выделю человека, который этого треклятого жида знает.

– Может, все-таки в полон опять взять?

– Нет! Вдруг со зла начнет секреты какие выкрикивать, а кто запомнит… здесь нужна его голова. Лучше – отдельно от туловища. И сообщников, которые его вывозят, лучше там же кончить. За пособничество бегству раба все равно смерть полагается. Ты имеешь право им это приказать.

– Имею. Однако ты… не жалко?

– Жалость в другом месте находится. Сейчас речь о нашем спасении от великой беды идет. Не дай Бог капсюли у врагов раньше появятся, чем наладим их делание в большом числе. Вот пока он здесь тихо сидел, делом занимался, мне его жалко было, а как в бега кинулся, так сразу лютым врагом стал.

– Добре. Так ты к Перекопу пойдешь?

– Да.

– Тогда я сам на полдень двинусь, и правда, может он к Кафе хитрым Макаром бежать. И в остальные станицы[14]назначу хватких казаков атаманствовать.

* * *

Струг Аркадия вышел в море уже после обеда, не так легко оказалось организовать погоню. Остальные три отстали минимум на час или два. И уж извелся в нетерпении и переволновался попаданец за это время… надо быть Шекспиром или Пушкиным, чтоб адекватно отразить его состояние. А сколько раз он вспоминал бессмертные строки: «Чому я не сокіл, чому не літаю…»

Время тянулось, как перегруженный обоз на усталых волах в самую сильную жару. Ме-е-едле-е-енно-о-о… так что не только черепахи, улитки легко могли перегнать такое неспешное транспортное средство. Москаль-чародей ел себя поедом и, прекрасно понимая, что распорядитель из него в данный момент никакой, доверил организацию погони командиру собственной охраны и не прогадал, Василь все сделал быстро и качественно.

Волнение не мешало Аркадию потеть, для восполнения влаги, теряемой организмом, пил, как верблюд после перехода через пустыню, и не мог напиться. Весьма отрицательно реагировала на жару и голова, не спасал мозги от перегрева и соломенный брыль.

«Ой, как мне хреново… сил нет, мозги, такое впечатление, вместе с потом испаряются. Дьявольщина, казалось бы, пожилой, умный человек и на такую авантюру пошел. Ведь, даже если побег удастся, долго ему на новом месте спокойно не прожить. Да и платить ему западные лидеры не поспешат, потребуют доказательств… о Гирее или шахе и вспоминать нечего. И чего ему на месте не сиделось… как тянется время… а гад ведь плывет себе и плывет… а я все сижу и сижу… у-у-у!»

Наконец, легкий, рассчитанный на пятьдесят гребцов струг тронулся в путь. Знаменитый колдун, несмотря на плохое самочувствие, сел за весло – за работой как-то меньше переживается, и тревога хоть немного отступает. Большинство гребцов не занимались такой работой давно, многие – вообще никогда не ходили в морские походы, так что рассчитывать на рекордные скорости не приходилось. Выйдя в море, обнаружили, что там стабильный норд-ост, удобный разве что для путешествия на Керченский полуостров.

«А если он туда подплывает?! Может… нет, как распределили маршруты, так и надо плыть. Попробую еще раз посчитать, скорость у рыбацких лоханок… узлов десять, в лучшем случае, при хорошем ветре, которого, к счастью, не наблюдается. При… – Аркадий послюнил и поднял палец, пропустив один гребок, – хрен знает, сколько метров в секунду, но мало – совсем слабый ветерок – грекам до Крыма пилить и пилить… чтоб они совсем утонули! Черт, а сколько морских миль от устья Дона до Перекопа или Керченского пролива? Эээ… не помню, хоть расстреляй. Но, к сожалению, не очень много по большому счету, Азовское море – не море, а так… лужа, греки его вообще болотом обзывали. Беотийским. Или это они Сиваш? Спешить нужно в любом случае. Эх, дубинушка, ухнем, эх, родимая, сама пойдет, сама пойдет…»

Ветер действительно был слабым, а к заходу солнца совсем утих. Это придало гребцам новые силы, на веслах посудина, на которой находился беглец, шла заведомо очень медленно. А вскоре ветер подул более заметно, но не прежний норд-ост, а зюйд. Бриз – сразу вспомнилось попаданцу. Он даже смог вспомнить явление, из-за которого прибрежный ветер существует – неравномерный разогрев суши и моря. Соответственно, вечером и в начале ночи ветер будет южным, а утром сменится на северный.

Разделившись на две смены, гребли всю ночь. Многие посдирали кожу на ладонях, утром стали заметны кровавые пятна на веслах, но умение преодолевать боль и усталость для казака обязательно, все терпели молча. Легкий, совершенно не нагруженный кораблик, такое впечатление, не плыл, летел по волнам.

Где-то после обеда остроглазый джура заметил впереди парус. Казаки невольно оживились и ускорили темп гребли. Всем хотелось побыстрее закончить погоню. Пусть опасностей в этом походе не предвиделось. Хотя мелкое и самое рыбное в мире море славилось коварством мелей и шквалов, очень неприятными, «острыми» волнами… да и вообще, море есть море, безопасным оно не может быть в принципе.

Струг – корабль небольшой, однако, конечно, куда больший, чем рыбацкая лодка, рассчитанная на несколько человек. Тем не менее беглецы заметили погоню позже, чем были обнаружены сами. Сказались отсутствие мачты у казацкого суденышка, раскрашенный под море корпус, менее заметный, чем мачта с парусом у греков. Днем опять дул слабый норд-ост, греки вынужденно лавировали, ловя ветер своим латинским парусом, так как цель-то путешествия у них находилась практически строго на западе. То, что это беглецы, стало ясно по их реакции на обнаружение погони. Лодка дернулась на зюйд-вест, потом переложила курс на норд-вест, потом попыталась плыть строго на зюйд… причем все маневры делались на скорости как бы не втрое меньшей, чем у струга.

Видимо, рассмотрев преследователей и осознав, что уйти не удастся, беглецы спустили парус совсем. Обрадованные скорым прекращением погони казаки поднажали еще, и вскоре на струге пришлось убирать передние весла, чтобы пришвартоваться к медленно дрейфующей лодке. Аркадий на всякий случай – теперь от загнанного в угол, понимающего опасность, нависшую над ним, алхимика можно было ожидать любой выходки – расстегнул кобуры пистоля и «ТТ».

Пятеро греков выглядели, будто надувные изделия, из которых кто-то выпустил воздух. Встретившись взглядом с характерником, они немедленно опускали глаза, сутулились, и от них просто несло страхом. Попаданец невольно отметил, что старик, зрелый мужчина и молодой совсем паренек очень похожи, наверняка близкие родственники, а двое парней лет двадцати пяти – тридцати, подумалось ему, вполне могут быть мужьями дочерей старика или племянниками. Паренек так даже побледнел от ужаса, вот-вот упадет в обморок.