может превратиться в реликвию, бережно храниться и передаваться как источник памяти, как символ прочности уз коллектива и непрерывности групповой истории.

Бережное сохранение вещей в семейных интерьерах, их путешествия от поколения к поколению и приключения на блошином рынке имеют прямое отношение к приобретению, поддержанию или утрате ими статуса реликвии.

Павел и Каролина

Павел и Каролина никогда не бывали на блошиных рынках. В одну из моих последних встреч с Каролиной, за несколько месяцев до ее внезапной смерти весной 2016 года, она заметила на моем мизинце простенький серебряный перстенек 1920-х годов.

– Наверное, он стоит целое состояние, – робко предположила она. И очень удивилась, когда узнала, что кольцо куплено здесь, в Мюнхене, на одном из блошиных рынков всего за несколько евро. – Надо нам в конце концов съездить на толкучку, – обратилась она к супругу.

Но Павел, страстный собиратель книг, к моему изумлению, никогда не пользовался услугами блошиного рынка для удовлетворения своего увлечения, предпочитая более организованные и «цивилизованные», но и более дорогие букинистические магазины.

Люди, о которых речь пойдет в этой части, не принадлежат к моим знакомым с блошиного рынка. Их отношение к рынку подержанных вещей варьируется от неприятия до страсти, от равнодушия до делового интереса. Некоторые из них на нем никогда не бывали. Про некоторых мне неизвестно, посещали ли они толкучки и с какой надобностью, но предполагаю, что скорее все же бывали на них – например, для обмена домашних ценных предметов на продукты питания ради выживания в условиях военной эвакуации. С несколькими персонами, представленными в этой части, я лично вообще незнаком. Мое представление о них почерпнуто из их выступлений в телепередачах, а также из текстов о них или вышедших из-под их пера. Но большинство героев, с которыми читатель встретится в этой части, так или иначе связаны с блошиным рынком – в качестве его героев, пользователей или жертв. И все они известны мне как профессионалы или любители собирания и хранения, рекламы и товарооборота, идентификации и описания старых вещей, как создатели и трансляторы рассказов о прошлом и наполнявших его предметах.

* * *

Мое знакомство с Каролиной и Павлом состоялось много лет назад. Советский Союз доживал последние годы, а автору этих строк не было тридцати. В составе пестрой по составу туристической группы – официально группы школьных учителей – я впервые оказался в Западной Германии. Наш маршрут пролегал по Баварии и Баден-Вюртембергу. Был декабрь, и города и городки Южной Германии словно бы сошли со слащавых рождественских открыток столетней давности. В студеном воздухе смешивались звуки шарманки и рождественских песенок, запахи хвои и глинтвейна, шум рождественских ярмарок и бой церковных колоколов.

Шла перестройка. Это было странное время причудливого совмещения в сегодняшнем дне советского вчера с несоветским завтра. Мы прибыли из полнокровного, как нам казалось, СССР. Мысли о его скорой кончине даже не приходили нам в голову. В группе был официальный руководитель, обязанный строго следить за недопущением нежелательных контактов и писать отчет в КГБ. Информацию о расселении «русских» администраторы местных гостиниц не афишировали из боязни терактов. Но с утра пораньше в отелях нас, вопреки всем мерам предосторожности, разыскивали ветераны Второй мировой войны с немецкой стороны. Они приносили с собой водку от «Строганова», «Пушкина» или «Горбачева» и воспоминания о советском плене и сердобольных русских женщинах. Они жадно курили привезенные нами папиросы «Беломор», напоминавшие им лагерную табачную пайку, плакали и славили «широкую русскую душу». На официальных «вечерах дружбы» улыбчивые немцы пытались говорить с нами на смеси всех доступных им и нам языков, восхищались перестройкой и «Горби», учили нас танцевать народные танцы и дарили японские калькуляторы. Наши советские стереотипы о «логове неофашизма», «бездушном капитализме» и «лучшей в мире Родине» со скрежетом ворочались в наших ошалелых головах.

* * *

Накануне отъезда в ФРГ мы, по заведенной советской практике, проходили инструктаж в здании туристического бюро «Спутник». Невзрачный офицер КГБ бесцветным голосом рассказывал, что мы должны делать, если немецкий собеседник огорошит вопросом, на который у нас не припасено готового ответа:

– В таком случае незаметно откручиваете пуговицу на своем пиджаке и говорите: «Ой, пуговица оторвалась, извините, мне нужно ее пришить!» И ухóдите.

После первых дней поездки мы с парой новых знакомых из тургруппы курили в ожидании экскурсионного автобуса.

– Ну, что будем делать, что будем рассказывать дома? – спросил кто-то из нас с сомнением, что в рассказы о наших приключениях в ФРГ поверят на родине.

– Будем откручивать пуговицу… – ухмыльнулся другой.

Мне, во всяком случае, понадобилось немало времени по возвращении, чтобы переварить пережитое.

* * *

Одним из приобретений – пожалуй, важнейшим – той поездки стало знакомство с Павлом и Каролиной (см. ил. 29). В программе значились сутки с ночевкой участников группы порознь в немецких семьях вокруг Штутгарта. Для советского зарубежного туризма это был неслыханный пункт, потому что традиционно участники группы должны были все время держаться вместе под наблюдением руководителя и нескольких обязательных неофициальных информаторов КГБ. Кто-то – то ли руководитель группы, то ли его начальство – в последний момент перестраховался, и ночлег в гостях отменили. Тем не менее от бесконтрольных суток порознь в приватной семейной атмосфере все же осталось полдня между коллективным завтраком и общим праздничным ужином.

Ил. 29. П. Вальх (1935–2018) и К. Вальх (1930–2016). Мюнхен, 2015

Накануне этого события нас предупредили, что перед сном можно будет выбрать гостевую семью для завтрашнего знакомства. Я оказался у списка принимающих семей в холле гостиницы первым. И поставил свою фамилию напротив первой немецкой фамилии в столбце.

На следующее утро, когда после завтрака нас собрали всех вместе и начали вызывать по списку гостей и немцев принимающей стороны, мне навстречу вышел высокий седоватый мужчина лет пятидесяти, в очках, с несколько нелепой, оплывшей фигурой и профессиональной сутулостью, заработанной за письменным столом. Он приветствовал меня по-русски и троекратно, по старой русской традиции, расцеловал. Это и был Павел (Пауль) Вальх.

* * *

Павел родился в Мюнхене в середине 1930-х годов в семье русского немца Эриха Вальха и полтавской дворянки Евгении Степановны Лукашевич. Отец вместе с родителями вынужден был покинуть Российскую империю после немецких погромов в Москве 1914 года в начале Первой мировой войны, мать с родителями эмигрировала во время Гражданской войны. Оставаться в Советской России было немыслимо: ее отец в 1918 году был министром земледелия в украинском правительстве гетмана Павла Скоропадского[278]. В том же году Эрих и Евгения обвенчались по православному обряду.

Родители Павла принадлежали к кругу русской эмиграции, одним из крупных центров которого был Мюнхен. Они поддерживали тесные связи с деятелями литературы и искусства, были набожными христианами, деятельно участвовали в жизни русского зарубежья и православной общины столицы Баварии. Поздний ребенок (матери должно было быть за сорок на момент родов), Павел вырос в семье полиглотов, получил университетское образование, но академическую карьеру делать не стал, а продолжил самостоятельное изучение иностранных языков.

– Пока его сверстники делали карьеру, Пауль читал книги и учил языки, – не без доли иронии констатировала Каролина.

Павел жил, насколько мне известно, краткосрочными учебными контрактами с университетами и частными языковыми курсами. В 1970-х годах, в зрелом возрасте, он женился на Каролине, вдове с тремя детьми. Она безоговорочно последовала за Павлом под Штутгарт, где они держали книжный магазин с большим русским отделом. В 1990-х годах Павел и Каролина вновь вернулись в Баварию, сначала в Аугсбург, затем на родину, в Мюнхен и работали коммивояжерами нескольких крупных издательств.

В багаже Павла было два десятка иностранных языков. Он не знал языковых границ не только в Европе, но и в Грузии, Иордании и Иране. По-русски он говорил с сильным немецким акцентом, но почти без ошибок.

* * *

Наше знакомство с Павлом и Каролиной не ограничилось встречей под Штутгартом. Мы много лет переписывались и при каждой возможности встречались там, где нас сводили наши пути – в Москве и Шорндорфе под Штутгартом, в Тюбингене, Бамберге, Аугсбурге и, конечно, в Мюнхене. Павел много рассказывал мне о родителях, Мюнхене его детства и молодости. Мы бывали в гостях друг у друга, вместе ходили на публичные лекции, конференции и музыкальные концерты, в итальянские кафе, китайские и грузинские ресторанчики, обсуждали прочитанные