из известных им культур этот амулет не принадлежит. Предположение, что в моих руках оказался старинный амулет туарегов, тоже не подтвердилось. Так что эту задачку мне еще предстоит раскусить.

* * *

Через два месяца я распрощался с Рейнхардом и другими моими друзьями и знакомыми с блошиного рынка. А еще через полтора месяца, проездом через Мюнхен, я встретился с Рейнхардом. И получил от него подарок – одно из лучших моих приобретений на мюнхенском блошином рынке: фотоколлаж из пяти сделанных там снимков. На фото я сам в обнимку с Рейнхардом и другие мои добрые знакомые с блошиного рынка: Биргит, Фридрих, Фриц, Бенно, Андреас. И их общая подпись: «Дорогой Игорь! Большой привет от твоих друзей из (название блошиного рынка. – И. Н.)!»

Эта главная моя находка на блошином рынке – множество открытых для общения людей – остается для меня предметом не только искренней радости и гордости, но и неустанных размышлений и неутоленного любопытства, более интенсивного, чем в состоянии вызвать амулет туарегов. Почему люди на блошином рынке раскрываются иначе, чем в повседневной жизни? Потому что там, под покровом анонимности, они, подобно пассажирам в купе поезда дальнего следования, чувствуют себя более защищенными и позволяют себе максимальную откровенность? Или помогла добрая память этих людей о Манни, их желание сделать что-нибудь для сохранения его доброго имени? Или мне просто повезло, просто так «легли карты»? Или я идеализирую свои отношения с новыми знакомыми, идеализирую сам блошиный рынок?

Пусть читатель не ждет от меня однозначных ответов. Их нет, сколько ни бейся, потому что я смотрю на окружающее сквозь очки своей культуры и собственного опыта. Мне не дано снять и отложить их, они приросли ко мне, они – часть меня. Единственно правильных ответов нет и быть не может. Но некоторые предварительные предположения есть. И ими я готов поделиться.

Блошиный рынок, Манни и другие: отражение общества?

Для посвященных в радости барахолки не будет неожиданностью тот факт, что в конце недели парижские блошиные рынки посещает больше туристов, чем знаменитую Эйфелеву башню. Есть толпы туристов, которые не очень расстроятся, что великие достопримечательности Рима окажутся закрыты на реставрацию, если можно будет посетить знаменитый mercato delle pulci на Порто Портезе, блошиный рынок на площади Же-де-Баль в Брюсселе, воскресный рынок на Старой Арсенальной площади в Антверпене, Zandfeesten в конце последней сентябрьской недели в Брюгге, Dr Floomärt uff em Petris в Базеле, Bermondsey по пятницам в Лондоне, постоянно действующий блошиный рынок (кроме воскресенья) на площади Ватерлоо в Амстердаме, толкучку под открытым небом в Дрездене в конце первой недели каждого месяца, барахолку в берлинском Шарлоттенбурге, на улице 17 Июня, в конце каждой недели, антикварный рынок в Восточном художественном парке в Мюнхене[257] (каждую пятницу и субботу), блошиный рынок на бывшем аэродроме в Рииме под Мюнхеном или на мюнхенском Ауэрдульте, Fetzenmarkt в Граце, венские блошиные рынки и пражские антикварные магазины, всевозможные ночные блошиные рынки, биржи компактных дисков и пластинок. Все это – места приключений для тех, кто ностальгирует и охотится за выгодной покупкой[258].

Конечно, знаменитые блошиные рынки давно стали туристическими аттракционами. Впрочем, без европейского туризма второй половины ХX века бум торговли старыми товарами вообще невозможно себе представить. Но барахолки связаны со многими явлениями всемирной истории XIX – ХX веков и тенденциями современного развития. Толкучие рынки разных поколений и типов происходят из развития капитализма и массового производства одежды и обуви, из пауперизации населения и волн миграции, из скепсиса в отношении идеи прогресса и развития экологического сознания, из сопротивления безличности и одиночеству жизни в мегаполисе, из желания сохранить индивидуальность и развивать творческие способности, из пиетета к прошлому и тоски по родному дому. Все это превращает блошиный рынок – подобно любому рынку и базару на Западе и Востоке с Античности по сей день[259] – в концентрированное (и потому неизбежно искаженное) отражение современного общества.

* * *

Мюнхенские блошиные рынки, завсегдатаями которых нам в той или иной степени удалось стать, а их жизнь посчастливилось наблюдать, подтверждают общую тенденцию. Рынки мелкой торговли подержанными вещами, от дорогого антиквариата до стоптанной обуви, играют компенсаторную функцию в жизни современных немцев. Толкучки восполняют дефициты повседневной жизни. Они предоставляют возможность осуществить то, что в реальной жизни не удалось или не удается в полной мере осуществить: удовлетворить детскую мечту отправиться на остров сокровищ и найти спрятанный пиратами клад, делать покупки спонтанно и влиять на ценообразование, наверстать интенсивное и сердечное общение с окружающими и быть в центре внимания, насытить жизнь атмосферой праздника, заниматься любимым делом – словом, позволить себе (пусть иллюзорную) роскошь быть самими собой, то есть тем, кем хотелось бы стать, но не вполне получилось. Видимо, это отчасти объясняет, почему нам так повезло на знакомства со многими интересными людьми на блошином рынке. В повседневной, хорошо отлаженной, четко структурированной немецкой жизни все они наверняка прошли бы мимо нас.

Этот эффект социального калейдоскопа и культурного карнавала на блошином рынке в нашем случае, безусловно, был помножен на уважение к Манни, которое испытывают те, кто пошел навстречу в этом проекте. Манни не смог принять участие в реализации задумки, которой он радовался вместе со мной. Но он, благодаря доброй памяти окружающих о нем, как бы все время сопровождал нас в этом исследовательском путешествии. А это, в свою очередь, не только свидетельствует о человеческом и профессиональном авторитете Манни на блошином рынке, но и позволяет вернуться к вопросу о Манни как ярком, но вполне типичном представителе мира толкучки.

* * *

Манни, как нам представляется, вполне вписывается в атмосферу и образ жизни блошиного рынка. Для него это место было зоной охоты и азарта, удовольствия и волнения, общения и риска. Манни мог постоять за себя и часто, как подросток, похвалялся здоровьем и физической силой, рассказывая о том, что может скрутить вора, пойманного с поличным.

Он не был узким специалистом в какой-то одной сфере коллекционирования. Продавая в конце недели купленное во вторник и четверг на аукционе, он не имел времени, чтобы разыскать в интернете надежную информацию о приобретенном предмете в дополнение к полученной при аукционной покупке. Не исключено, что он компенсировал дефицит информации из запасников собственного опыта и опирающейся на него фантазии.

Будучи одиноким, он, вероятно, жил от одной недели к другой, от одного рынка до следующего, радуясь состоявшимся находкам и грядущим продажам и покупкам, общению и возможности в очередной раз оказаться в центре внимания и в гуще событий. Время между рынками заполнялось аукционными покупками, встречами с частными клиентами и коллегами, желающими продать что-то из своих запасов, поисками информации в интернете и созданием историй, в которые Манни, скорее всего, и сам начинал верить. Он строил собственный мир, в котором жил и чувствовал себя защищенным от внешних угроз и холода одинокого существования. Это позволяло оставаться ему человеком с больным, но золотым сердцем. Наверное, так и было.

* * *

– Это принадлежит твоей маме?

– Нет, это находка с блошиного рынка.

– Ах, не может быть!

– Да, точно!

– Ты настоящий любитель блошиных рынков?

– Да!

– До мозга костей?

– Да!

– Отправляешься с утра пораньше и без устали роешься?

– Именно роюсь, очень много роюсь!

– Что ты обычно покупаешь? Или просто…

– Все, все старое. Сердце подсказывает, нужно мне это или нет.

– Я за свою жизнь повидал уже много таких вещей: увидев их, я спрашивал себя: «Как это я мог жить без них?»

– Да!

– У тебя бывало такое чувство: ты видишь что-то и должен это заполучить?

– Именно, это должно стать моим!

– Если бы я не встретил эту вещь, я мог бы прекрасно и дальше жить без нее. Но не-е-ет! Вещь позвала тебя![260]

Такой диалог состоялся между ведущим знаменитой немецкой телепередачи «Наличные за раритет»[261] Хорстом Лихтером и молодым австрийцем, принесшим на экспертизу старинную золотую брошь с алмазами, которую он раздобыл за бесценок на блошином рынке. Этот разговор весьма показателен не только тем, с каким почти мистическим почтением люди могут