— То и имею, что сказал, оказывается, ты — прекрасный артиллерист. Последний выстрел был просто замечательным! Просто в том месте не оказалось настила. Камень прошел через дыру.

Шевцов довольно усмехнулся:

— Значит, мы все-таки пристреляли это чудовище.

— Давай продолжать, — сказал Артем, — и будем надеяться, что этот выстрел не был случайным.

Камнемет, содрогаясь и стуча всеми своими деталями, метал каменные бомбы весь оставшийся день. Мужчины работали как рабы, натягивая веревки, поднося камни, взвешивая их на весах, присматривать за которыми взялась Агнесса. Постепенно они приноровились достаточно точно определять вес камня на глазок — чтобы не тащить десятикилограммовую тяжесть пару сотен метров до камнемета, где Агнесса могла камень забраковать.

Артем все время посматривал на часы и фиксировал выстрелы и их частоту. Он подсчитал, что за два часа скорость стрельбы возросла до двенадцати камней в час. Попаданий было семь — одно в час. Сам Артем видел только три из них, но этого было вполне достаточно, чтобы убедиться, что мост не в состоянии выдержать подобной бомбардировки. К сожалению, снаряды лупцевали по настилу вразброс — бить в одну точку никак не получалось, но все-таки удалось надломить несколько досок. Конечно, это не могло помешать бандитам перейти мост пешком, но они вряд ли рискнули бы пустить через него автомобиль.

Но наибольшее удовлетворение у Артема вызывало понимание, что противник в данном случае бессилен что-либо предпринять. Действительно, предотвратить постепенное размолачивание деревянного настила в щепки мог бы только минометный огонь по камнемету или бомбовый удар, но минометов и авиации в распоряжении бандитов не имелось. И они реагировали на каждый выстрел как могли. Сначала с той стороны раздавались винтовочные и автоматные выстрелы, но вскоре они прекратились. Теперь после каждого выстрела стали слышны только крики — торжествующие, когда камень пролетал мимо, и раздосадованные, почти стоны, когда удар приходился по мосту.

Где-то за полчаса до наступления темноты к Артему подошел Малеев и сказал:

— Нужно заканчивать на сегодня. Камнемет и так хорошо поработал. Если мы не остановимся, то через пару выстрелов он развалится на части.

Артем выругался и с досадой посмотрел на стоящую перед ним серую фигуру — Сергей был с ног до головы покрыт пылью и лишь белки глаз продолжали сверкать на его измученном лице.

— А я думал, что за ночь мы расколошматим мост до основания.

Но Малеев не умел лукавить и лишь развел руками:

— Ничего не получится, Артем Егорович! Камнемет сильно расшатался, а одна из балок треснула. Не забывайте, что они из сухого дерева. Если мы не займемся ремонтом, то машина снова превратится в кучу хлама, из которого мы ее собрали.

Артем сжал кулаки в бессильной злобе. Он резко повернулся, сделав несколько шагов, но тут же вернулся:

— Есть хоть какая-то надежда, что к утру вы его отремонтируете?

— Евгений Александрович сказал, что надо попытаться, — ответил Малеев. — Мы посмотрим…

— Не надо пытаться, не надо смотреть, надо сделать! — рявкнул Артем и, не оборачиваясь, зашагал в темноту.

Над горами тускнел кровавый закат. Все вокруг засыпало, укутанное прохладой и тонким покрывалом тумана, опустившимся на землю, как только солнце скрылось за отрогами Тагульского хребта.

Ночь обгоняла Артема. В глубокой тишине леса четко отдавались его шаги. Он без особого труда лавировал между поросшими мхом и баданом камнями и отбрасывающим причудливые тени валежником. В тайге было гораздо темнее, чем среди скал, и от этого обострялось чувство одиночества, а на душе было еще горше, и он сам не знал почему.

Наконец он нашел укромное местечко и сел, привалившись спиной к стволу дерева. Перед ним был плоский камень, достаточно сухой, покрытый жесткой щеткой лишайников. Артем осторожно поставил на него бутылку. Внутри нее вдруг замерцал неясный отблеск — это взошла луна и высветилась в глубине бутылки перламутровой жемчужиной.

Артем долго смотрел на этот отблеск, пока он не исчез: луна сместилась на небосводе, значит, прошло не менее часа, чем он осознал, зачем забрался в этакую глухомань. Он страшно устал, в последнее время спал урывками, и напряжение, постепенно перераставшее в глухое раздражение, которое все чаще выливалось в приступы ярости, говорило об одном — он, полковник Таранцев, на грани нервного срыва, и этот срыв необходимо предотвратить. Артем не знал другого способа, кроме одного — откупорить и опустошить бутылку, что весь день согревала его сердце и душу предчувствием скорого облегчения.

На ночное дежурство теперь становились и женщины, поэтому появилась возможность передохнуть. Вблизи моста Шевцов и Малеев возились с камнеметом. Артем сначала хотел пойти и помочь им, но передумал. «Ну его к черту, — пробурчал он себе под нос и отправился в сторону темнеющего леса. — Может начальник гарнизона хотя бы час уделить самому себе!»

Конечно, он помнил, что пригласил Ольгу на свидание, но не забыл и того, что попытался проделать это с самым несерьезным видом, чтобы она, не дай бог, не заподозрила, как сильно он желает этого. И хотя назначил ей дежурство с вечера, к сторожке не пошел намеренно, стараясь скрыть от самого себя, что не хотел бы сегодня испытать еще раз разочарование, несравнимое даже с тем, которое испытал, когда понял, что они не сумеют разрушить мост до утра.

Сквозь деревья Артем видел свет фар на противоположном берегу: противник явно не хотел, чтобы в ночное время кто-нибудь подобрался к мосту и поджег его. Артем никак не мог понять, чего ждут бандиты. Прошло два дня, как был сожжен грузовик, а никаких действий на том берегу не предпринималось, если не считать бесполезной и беспорядочной стрельбы. «Что-то они все же готовят, и непременно какой-то гаденький сюрприз», — подумал он, так как версия, что бандиты надеются взять их измором, была самой бредовой из всех, которые выстраивались в его усталом мозгу.

Артем продолжал задумчиво разглядывать бутылку. Павел и Дмитрий должны сегодня к вечеру пройти перевал. Выходит, надо держаться еще дня три-четыре. А если больше? И не предпримет ли противник уже завтра какие-то решительные действия, на которые они не смогут ответить? Он вспомнил свой спор с Рыжковым и подумал, что был не совсем честен с ним. В глубине души он все-таки сомневался, что они сумеют выйти победителями в этой войне против вооруженного до зубов противника.

Протяжно вздохнув, он взял бутылку, отвинтил пробку и, сдаваясь на милость сидевшим в нем бесам, сделал первый глоток.

— Знаешь, Олюшка, — Агнесса со вкусом потянулась, — не скрою, мне это начинает нравиться Ольга посмотрела на нее с беспокойством:

— Нравиться?

— Да, нравиться, — уверенно повторила Агнесса. — Никогда не думала, что найду удовольствие в подобных приключениях.

Ольга осторожно сказала: