class="p1">– Угрожаю, да. – В моем голосе сквозило ледяное спокойствие. – Просто поверьте на слово: если вы не выполните мою… скажем вежливо… просьбу, недолго задержитесь в должности королевской модистки.

Мадам открыла рот, готовясь извергнуть отборную ругань, но что-то в моей позе или выражении моего лица ее переубедило. Пока она собиралась с мыслями, в коридоре раздались голоса.

– Иди же!

– Зачем? Никто не станет шить мне платье!

Судя по звукам, сопровождающим диалог, Димитрий открывал дверь, а Клара снова пыталась ее закрыть. Боролись не на шутку. Пришлось вмешаться и втащить упирающуюся Морковь в кладовку.

– Щедрый благотворитель организовал фонд для таких, как мы, – выпалила я. – Выбирай ткань!

– Ч-что?.. – выдохнула та.

– Вообще-то… – подняла палец модистка.

– А вам пока никто права голоса не давал!

Мадам Вереснет стушевалась под моим гневным взглядом.

– В конце концов, если нам понравится ваша работа, отрезы, которые не пошли в дело, заберете себе. И благотворитель, я уверена, заплатит за оба платья, – сообщила я примирительно.

Лучше худой мир, чем булавки, забытые в лифе платья, непрочные швы и кривой подол.

– О-о-о! – восхищенно выдохнула Морковина, вынимая из сундука мой великолепный изумрудный атлас.

Вероятно, меня перекосило, потому как Клара непонимающе заморгала.

– Ты уже выбрала эту ткань?

Я выдавила из себя слово «нет», а следом за ним улыбку. Клара обняла отрез, прижала его к груди, точно лучшего друга.

– Пеппи, как здорово! Да продлит Солнцеликая дни нашего доброго благотворителя.

Я ничего не имела против этого!

*** 58 ***

Признаюсь, после того как осчастливила Морковку, я не единожды заглянула в зеркало – а ну как еще один прыщ пропал? Разве я не молодец? Разве не поступила великодушно, отдав Кларе ткань, которую выбрала для себя? А могла бы, между прочим, и вовсе не вспомнить про соседку. Но три алых пупыря пламенели на моем лбу и словно хихикали тоненькими мерзкими голосками: «А-ха-ха, Алисия! Глупая Алисия!»

Напрасно я надеялась. В пророчестве не говорилось ни слова о «драгоценности, отданной нуждающемуся». Отличная формулировочка, кстати. Я могла бы пойти в прорицательницы, если бы такая специализация существовала.

– Ты чего в уборную бегаешь? Живот прихватило? – посочувствовала Мальвина, когда я в пятый раз вышла из комнатки уединения. – Сходи к мэтру Форзи, а то спектакль на носу, как бы тебе не разболеться.

До премьеры оставались считаные дни. Большой зал академии уже переоборудовали под выступление: расставили стулья, повесили занавес, отгородив часть зала под сцену. Парни растянули задник, в узком пространстве между холстом и стеной нам предстояло гримироваться и переодеваться в костюмы. Сюда же запихнули весь необходимый реквизит. Любое неосторожное движение могло привести к тому, что холст рухнет на голову артистов.

Мэтрисс Нинон ругалась почем зря и кляла традиции, из-за которых мы вынуждены терпеть неудобства. Но в уставе академии черным по белому написано, что «премьеры театральных студенческих постановок должны проходить в Большом зале», точка.

Наша руководительница, как все творческие личности, ужасно волновалась за свое детище и в последнее время сделалась невыносима. Хорошее настроение сменялось плохим так быстро, что мы не успевали приспособиться и потому предпочитали держаться подальше. У бедного хорька, фамильяра мэтрисс Нинон, шерсть стояла дыбом и глазик дергался.

Мы несколько раз прогнали генеральную репетицию в костюмах. Рой и Меринда смотрелись великолепно, что говорить – настоящие принц и графиня. Эти двое ворковали, как голубки. Как-то я отправилась разыскивать в горе вещей широкополую шляпу и сапоги-ботфорты и застукала их целующимися. Рой и Меринда спрятались в углу нашей тесной гримерки за ящиком с реквизитом, и я не сразу заметила влюбленную парочку. Лишь когда из моих рук вырвался сапог, тяжелым каблуком припечатал Меринду и та заверещала, будто болотная нежить. Рой принялся растирать ушибленную ногу своей зазнобы, бросая на меня гневные взгляды.

– О! – невозмутимо сказала я. – Смотрю, вы отлично вжились в роль.

Даже не знаю, как сдержусь, чтобы не опрокинуть дорогую подруженьку на сцене, наступив ей на подол.

Но человеконенавистнические мысли, вернее, мериндоненавистнические, покидали меня, как только я оказывалась рядом с Ди. Он, хотя и не участвовал в премьере, каждый день приходил на репетицию, чтобы поддержать меня, а во время коротких перерывов повторял со мной целительство. Потому как спектакль спектаклем, а зачет никто не отменял. Всполох же учил меня произносить реплики Кота в Сапогах с интонациями изворотливого и умного фамильяра, такого же, как сам пумыч.

– Доверься мне, хозяин, – просила я с хитрой улыбкой. – И графиня станет твоей.

А шепотом добавляла от себя: «Провалилась бы эта графиня куда-нибудь!»

Я искренне и от всей души желала Меринде всяческих неприятностей, но, так и быть, после спектакля. Ди качал головой – не одобрял моего ворчания.

График занятий, репетиций, консультаций сделался такой плотный, что порой не оставалось времени на ужин. Утром приходилось напрячься, чтобы вспомнить, какой день недели на дворе. От напряжения я даже слегка похудела, так что мадам Вереснет во время очередной примерки платья недовольно пыхтела, прихватывая по бокам провисшую талию.

– Если так и дальше дело пойдет, – не выдержала она, – на балу вы вывалитесь из платья. Нельзя вам дальше худеть! Никак нельзя!

Это предостережение меня ужасно рассмешило. Вот уж не думала, что надо опасаться похудения.

Эх, где моя тонкая талия! Где мои изящные ножки с маленькими ступнями! Порой мне начинало казаться, что прежняя жизнь Алисии Уэст была лишь сном…

К счастью, сейчас не хватало времени, чтобы тревожиться об этом.

Честно говоря, я больше переживала о другом. Мальвина и Бруно вовсю обнимаются, ходят, взявшись за руки, и, хотя Маль слишком скромна, чтобы делиться личным, они наверняка целовались. Про Роя и Меринду вообще молчу: липучка Ринда висла на Рое в столовой, на репетициях, на занятиях. Еще немного, и левая рука бедняги вытянется до земли. И это были не единственные парочки. Да что там, почти все парни-первокурсники присмотрели себе девушек, которых пригласят на Зимний бал.

Я пойду с Ди, это решено. Димитрий вел себя безупречно – помогал, заботился, выслушивал и всегда был рядом. Но, проклятие, я никак не могла взять в толк – мы встречаемся или всего лишь друзья? Он никогда не говорил о своих чувствах прямо. И не пытался поцеловать… Последнее особенно досаждало.

Сначала я боялась поцелуев, а теперь злилась, что он решается так долго. Ну что мне, в самом деле, зажать его в углу за сундуком с реквизитом? Я представила, как притисну Ди к стене своим мощным бюстом, и нервно хихикнула.

Неужели он такой несообразительный? Прежде