Энджи вытянула свой табак и начала скручивать самокрутку.

– Марк говорит, что сейчас твоя голова занята чем-то таким… Он прав?

Я поборола желание раскритиковать дочь за то, что она курит.

– О чем ты?

– Ну… Кто будет на первом месте – Люсьен или сестры?

Энджи щелкнула зажигалкой несколько раз, прежде чем в тусклом свете автофургона вспыхнуло пламя.

– Я не собираюсь корить тебя за твой выбор, но вокруг этого места затевается что-то серьезное. Возможно, тебе придется делать выбор.

– Думаешь, Роза заставит меня выбирать между ней и внуком? Энджи! Любовь – не такая. Сейчас я люблю Люсьена даже больше, чем прежде.

Энджи глубоко вздохнула и приоткрыла окно, чтобы стряхнуть наружу пепел. Ворвавшийся ветер растрепал ей волосы.

– И Марк, кажется, чувствует себя получше?

– Синяки сошли.

– Нет, я имела в виду, что после той истории в Ленфорде он меньше злится.

Мне так не казалось, но я хранила молчание. Нельзя давать Энджи ни малейшего повода отказать нам оставить Люсьена в Велле.

– Ну а сестры… – продолжала дочь, – Дороти – просто великолепна. Похожа на этакую прабабушку. Думаю, у сына хватит нянек, которые будут за ним присматривать.

Я видела, что Энджи не прочь согласиться. Пожалуйста, Господи! Пусть она скажет «да»!

– А вот сестра Амалия… – продолжила дочь.

– Что сестра Амалия?

– Ничего. – Энджи вытерла запотевшее стекло и стала наблюдать за тем, как мальчики играют в свою сумасшедшую игру. – Я не знаю. Мне просто кажется, что эта женщина предпочла бы, чтобы Люсьена не было на свете. Если бы он был девочкой, тогда другое дело…

– Не стоит из-за нее беспокоиться, – сказала я. – Она пуристка, но с ней вполне можно поладить.

– А еще, как бы странно это ни звучало, – сказала Энджи, – мне кажется, что Велл позаботится о нем.

– Да, позаботится, – улыбнувшись, согласилась я. – Велл за всеми нами присмотрит.

Дочь затушила самокрутку о маленькую серебристую пепельницу.

– Давай спросим его, захочет ли.

Как же ясно я запомнила эту сцену! Ветер чуть не вырвал дверь фургона из наших рук, едва мы ее приоткрыли. Я с трудом сумела снова ее прикрыть за собой. Энджи принялась звать Люсьена, с каждым разом все громче и громче. Мальчик поднял голову и побежал к нам со всех ног. Внуку хотелось, чтобы я увидела, как быстро он может бегать. Его тонкие ножки топотали по земле. Сбежав сломя голову с холма, Люсьен запыхался. Рассмеявшись, он упал на траву, разведя в стороны руки и ноги.

– И что нам делать, бабушка Р? – спросила Энджи. – Кажется, Люсьен умер.

Внук вскочил на ноги и сказал, что пошутил. Потом он сел, скрестив ноги по-турецки, и принялся слушать. Не только ноги, но и лицо у Люсьена было очень худым. Из-за этого его глаза казались больше. Я сказала ему, что для пятилетнего он – одни кожа да кости. Люсьен сказал, что хотел бы остаться у бабушки с дедушкой, обнял Энджи, сказал, что будет скучать. Будет замечательно, если мама приедет на Рождество. Если она приедет, то он хочет, чтобы в этом году Санта подарил ему свистульку. А потом внук побежал обратно к велосипеду и Хенни. Я же поспешила вниз по склону холма сообщить сестрам радостную весть.

Они вышли из своих автофургонов, смахивая с лиц волосы. Ева рванулась за листком с молитвами, который ветром погнало по траве.

– Хорошие новости! – кричала я. – Хорошие новости!

Они по очереди меня обняли. Сестра Амалия стояла молча в отдалении, а затем, ничего не сказав, вернулась в свой фургон. Я последовала за ней, закрыла книгу, которую она взяла, и попросила поговорить со мной, а не отгораживаться молчанием. Сестра Амалия спросила, сколько времени с нами будет оставаться Люсьен. Я ответила: столько, сколько будет нужно. Возможно, до конца зимы, возможно, он останется здесь навсегда. Не исключено, что настанет день и ребятня будет ходить колесом на Первом поле ветреным днем в самом начале осени. И все они будут его детьми.

– Эта земля принадлежит женщинам, Рут. Женщины должны ее унаследовать.

Энджи с товарищами хотела уехать во второй половине дня. Я побежала домой и сразу же поднялась по лестнице на второй этаж. В малой спальне было прохладно. Я распахнула окно настежь, желая впустить новую жизнь в эту комнату. Шторы из джутовой ткани захлопали, чуть не сбив лампу со стоящего у окна стола. Пижама Марка лежала на кровати. Рядом валялось несколько книжек. Я собрала все в охапку и понесла в нашу комнату. Затем я перестелила постель, положила любимое одеяло Люсьена с пчелками, очистила выдвижные ящики внизу шкафа от всякого барахла. Мальчику нужно где-то хранить свои вещи. Потом я встала на колени и поблагодарила Розу за то, что дала мне Люсьена.

После обеда Марк и я пошли по тропе за Люсьеном. Шли мы на небольшом расстоянии друг от друга, но объединенные все же общей радостью. Кажется, мужа не меньше, чем меня, порадовало, что внук останется с нами. Когда мы добрались до места стоянки, два автофургона уже уехали. Нас поджидала довольно жалкая группка жмущихся друг к другу в поисках укрытия людей. Люсьен подбежал к нам и обнял Марка.

– Я поживу у вас! – крикнул он. – Мама говорит, что я стану вашим помощником.

Мальчик привык к тому, что взрослые то и дело передают его друг другу. Та непосредственность, с которой Люсьен готов был броситься в объятия следующему его воспитателю, одновременно вызывала в сердце умиление и тревогу.

– Обними маму, – попросила Энджи.

Скульптор, пожалуй, мог бы их изваять. Два тела, вытесанные из одного камня. Ручки мальчика обвивают шею матери. Пальчики теребят ее бусы. Ее руки очень осторожно, едва касаясь, обнимают его за талию. Его волосы спутаны с ее волосами. На секунду его ножки отрываются от земли. Слова мимолетны, а скульптору удалось бы запечатлеть этот миг в камне навечно. Первый багряный листок этой осени, казалось, навсегда обречен носиться в воздухе, словно воздушный змей, подхваченный вихрем. Мягкий серебристый солнечный свет струился с небес на окружавшие нас тополя.

В этот миг, по всем законам жанра, должен был начаться дождь не только в Велле, но и над всей долиной. Дождевая вода должна была бы побежать по сточным канавам Миддлтона. Владелец магазинчика подержанной мебели должен был бы броситься спасать четыре одинаковых окрашенных стула и ободранный книжный шкаф из сосны. Не только в долине, но и на холмах Уэльса путешественники должны были бы вытаскивать непромокаемые плащи из своих сумок, ускорять шаг, идти чуть согнувшись против сильного ветра, спешить укрыться в тихом пристанище, где можно будет спокойно выпить чашечку чая и почитать газету. И это должно было бы происходить на только в Уэльсе, но и Лондоне, где туристы фотографировали бы ливень, который обрушился на Темзу, достигшую высшей точки прилива. А на севере Испании по крутым склонам Пикос-де-Эуропа бурные потоки неслись бы через узкие балки вниз к Рибадеселья. В Северной Африке девушки возвращались бы в свои деревни, неся на головах полные кувшины с водой. За ними в пыли тянулись бы цепочки мокрых следов.