– В чем? – спросил я, уверенный, что он говорит о видеоигре.

– В том, что брат Люка – коп, и поэтому его никогда никуда не приглашают. Боже, он это принимает так близко к сердцу.

– Ух ты! Пожалуйста, будь почаще человеком, – взмолилась Фиби.

– А зачем? В лидеры турнира мне не попасть. – Остин философски пожал плечами, вытащил из кармана костюмного пиджака мобильный и вернулся к своей игре.

– Фолкнер, – позвал меня Тоби, – мне спросить что-нибудь для тебя у команды из школы Бэрроуз, когда я встречу их на турнире?

– Может, о том, что было в прошлом году? – предложил я. – О том, что случилось?

– Тебе решать. – Тоби водрузил на нос солнцезащитные очки и откинулся, подставив лицо солнцу. – Ты знаешь Кэссиди лучше всех.

Я не стал говорить ему, что, по-моему, совершенно ее не знал. И что бы Тоби ни выяснил, мне это вряд ли чем-то поможет. Поскольку после встречи с Кэссиди в медицинском центре я сомневался, стоит ли налаживать с ней отношения. И не знал, какие должен услышать ответы, чтобы мне захотелось хотя бы попытаться это сделать.

Я снова и снова вспоминал наполненные слезами глаза Кэссиди и брошенные ею слова. То, как волосы развевались за ее спиной, когда она бежала от меня, уверенная, что я не последую за ней. Ту глупую ложь, которую я крикнул ей в спину.

Однажды у нас все было хорошо, но потом наши отношения начали разлагаться, как своевременно не захороненный труп. Я где-то читал, что волосы и ногти у мертвых на самом деле не растут. Просто кажется, что они растут, поскольку тело усыхает и кожа усаживается. Получается, можно лгать даже после смерти, обманывать людей из могилы. С нашими отношениями то же самое? Смотрю ли я на их разлагающийся труп, тешась иллюзией, что в нем еще теплится жизнь, цепляясь за необоснованную ложь?

Днем я проводил друзей, забравшихся в мини-вэн с багажом, наполненным французскими багетами, спиртным и закусками, и пошел домой. Там я уселся играть в никчемную видеоигру, отключив звук, чтобы не пропустить звонок Тоби.

Мама – видимо, из жалости – дала мне в субботу отоспаться. Я провалялся в постели до полудня и поднялся, решив, что пусть я и сторонник моногамных отношений, но все же лучше вести их не с кроватью, обнимаясь с подушкой.

Так как все друзья укатили в Санта-Барбару, я снова засел в библиотеке. Ни шатко ни валко заполняя университетские заявления, я как одержимый постоянно хватался за мобильный и проверял, не написал ли мне Тоби.

Беспокоить друга не имело смысла – у него весь день шли раунды по дебатам, – и я неожиданно пожалел, что не поехал на турнир. Представил себе Остина с его неиссякаемыми запасами прикольных видео на «Ютубе», Фиби с ее контрабандной закуской («ностальгия по девяностым гарантирована») и даже Сэма – закатавшего рукава, чтобы приготовить алкогольные коктейли, которые враз дают по мозгам. И Тоби – в костюме из благотворительной организации, до того упертого и настойчивого, что мы зовем его «О, капитан! Мой капитан!»[43].

Сидевшая рядом девушка громко говорила, и я заткнул уши наушниками. А потому чуть не пропустил звонок.

– Да? – поспешно ответил я.

– Дружище, ты пропустил отстойную вечеруху! – Судя по голосу, Тоби хорошенько так накофеинился парой-тройкой банок «Ред Булла». – Ах, Фолкнер! Ты должен был ехать с нами! Все жалели о том, что тебя нет. Кроме Люка. Он вчера так напился, что обмочился в постель.

– Сильно обмочился-то? – спросил я, собирая вещи.

Девчонки рядом скосили на меня глаза.

– Если назвать его кровать заливом, то считай, в нем произошел разлив нефти.

– Ты потрясающий друг, раз рассказываешь мне такое.

Я прошел турникет и кивнул на прощание девушке, которая всегда пропускала меня в библиотеку без студенческого.

На улице было пасмурно. Большей частью не из-за облаков, а из-за тумана. Временами такое случается. Чудовище из слоистых облаков проглатывает Иствуд целиком, и пару дней мы сидим в его облачном чреве, не видя ничего далее пяти футов от нас.

Тоби в красках рассказывал о часе стыда Люка, а я смотрел на туман и слушал, как друг смеется над тем, что Люк не просто обмочил кровать, а обмочил кровать в номере другой команды по дебатам. Я разок или два рассмеялся в нужном месте, но у меня возникло стойкое ощущение: Тоби что-то умалчивает.

– Все настолько плохо? – не выдержал я.

Тоби ненадолго замолчал. Мы знали друг друга слишком хорошо, и это его молчание было мне знакомо. Меня ждала серьезная новость.

– Я тут поговорил кое с кем из Бэрроуз.

– И?

– Блин, ты сидишь?

– Блин, да говори уже, не томи!

– Я пытаюсь! Ладно. Знаешь брата Кэссиди?

– На шесть лет старше ее. Знаменитый чемпион по дебатам. Учится на медицинском факультете в Йеле? – перечислил я. Что, интересно, Тоби знал о нем, чего не знал я?

Тоби вздохнул, и его дыхание потрескиванием отдалось в трубке.

– Брат Кэссиди мертв.

– Что? – У меня перехватило горло. Такого я точно не ожидал.

– Он умер в прошлом году. Тогда-то Кэссиди и ушла из своей школы и… дебатов.

Никогда не слышал у Тоби такого голоса. Он не просто сожалел, он стыдился себя за то, что критиковал Кэссиди, превратно судил о ней, ужасно ошибался на ее счет. Большая тайна легендарной Кэссиди Торп раскрылась, но оказалась не из тех, какими можно поделиться.

– Как он умер? – нарушил я молчание.

– Что-то с сердцем. Это случилось внезапно. В школьной газете об этом написали целую статью. В ней… ой, подожди.

Послышалось шарканье, затем вновь раздался голос Тоби:

– Прости. Слушай, мне нужно идти на церемонию награждения. Мисс Уэнг ведет меня сейчас туда под конвоем. Но я могу печатать тебе сообщения… Шучу-шучу, мисс Уэнг…

– Иди. Все нормально. Я к тебе потом заеду.

Нажав отбой, я уставился на мобильный – на вспыхнувшую на нем маленькую надпись с длительностью разговора. Столько времени потребовалось Тоби, чтобы разнести в пух и прах все, что, по моему мнению, я знал о Кэссиди Торп. Теперь я понимал, почему она говорила о побеге из паноптикума. Она говорила о чем угодно, но только не о том, что хочет сбежать от смерти брата.

ДОМОЙ Я ЕХАЛ со странным ощущением: что бы между нами с Кэссиди ни происходило, это касалось не нас. А ее брата. Его внезапная смерть… После нее Кэссиди бросила школу и уехала доучиваться домой. Она словно пыталась найти место, куда могла сбежать от случившегося или хотя бы примириться с ним.

Множество недостающих кусочков мозаики наконец встали на место. Многое прояснилось: мальчиковая одежда, которую порой надевала Кэссиди; призрачный дом, куда она меня не пускала; участливая женщина, разговаривавшая с ней на турнире; отчаянное желание сделать все, чтобы проиграть.