Делать Bastards было для нас сплошным кайфом. Хотя Вюрзель играет и на следующем альбоме, Sacrifice, я считаю, что именно Bastards стал его настоящей последней работой с Motörhead, потому что тогда он в последний раз был с нами всей душой. И еще мы очень веселились, приучая Говарда к работе с нами. Говард в студии становится как девчонка, и тогда вывести его из равновесия – раз плюнуть. Он заводит свою канитель – «Не оскорбляй меня, чувак!» и все такое – а я говорю: «Говард, тебя невозможно оскорбить. Мне и стараться не нужно. Ты все делаешь сам». Однажды он пришел в футболке, на которой было написано что-то типа – не знаю, ну, скажем, «36», и Фил интересуется:

– Это заграничная футболка, Говард?

– Нет, а что?

– Никогда не видел, чтобы так писали слово «мудак», – говорит Фил.

Мы ловили его на этом два раза, и в конце концов он не выдержал:

– Почему вы меня наняли, вы же меня ненавидите!

– Других мы не могли себе позволить, – ответил Фил.

Несмотря на это, Говарду очень нравилось работать с нами. Во всяком случае, он не терпит, чтобы о нас болтали всякое дерьмо, это уж точно (ему, кажется, пару раз приходилось отстаивать нашу репутацию). Но в студии мы с ним часто ругались. В начале нашего знакомства был случай, когда я собирался записывать вокал, но мне пришлось ждать целую вечность, пока он возился с каким-то гитарным треком. В конце концов я достал гамбургер и только принялся за него, как Говард объявляет:

– Так! Пишем голос!

– Ах ты паршивец, – говорю я, – может, ты хоть дашь мне съесть этот гребаный гамбургер?

Но он был неумолим:

– Давай, давай, сроки поджимают!

В студии Говард бывал сварливой сучкой. Ну я и сделал, что подсказывала логика: размазал содержимое гамбургера по пульту. Я решил, что это будет адекватный ответ. Кстати, пищевые привычки Говарда оставляют желать лучшего: он ест всю эту жуткую вегетарианскую херню – фрукты, орехи. Это же вредно для здоровья! Люди – хищники: это видно уже по нашим зубам! Наша пищеварительная система не создана для вегетарианской диеты. Из-за нее люди постоянно пердят, а в кишечнике у них заводится всякая жизнь. На вегетарианской еде не проживешь – не зря у коров четыре желудка, а у нас-то только один. Подумайте об этом (привет, Говард!). И помните – Гитлер был вегетарианцем!

За все время нашего сотрудничества с лейблом ZYX только запись альбома прошла гладко. Впрочем, когда мы в студии, так почти всегда и бывает. Микки, когда начинал записываться с нами, удивлялся нашей спонтанности. Он привык работать с людьми вроде Дона Доккена, которые один альбом делают три года и все продумывают заранее. Я этого не выношу. Мы приходим налегке и все придумываем на ходу. Так выходит дешевле, и у нас, очевидно, неплохо получается. Если бы этот способ не работал, мы бы делали иначе. В общем, альбом получился отличный, но была одна проблема: его нигде нельзя было купить. В Германии его было легко найти, потому что лейбл немецкий, и это единственный рынок, который они знают. Во всех остальных странах ситуация была ужасная. В конце концов, с большим опозданием, эта пластинка появилась в Японии. В Америке никто даже не знал, что мы выпустили новый альбом. Но мы все равно много гастролировали в поддержку Bastards – мы решили, что раз самой пластинки вам не видать, то нам тем более стоит явиться к вам лично и сыграть ее живьем! Но вообще ситуация была печальная.

Bastards – один из лучших альбомов, которые мы когда-либо делали, но он прошел совершенно незамеченным, как будто его и не было. Это ужасное разочарование: ты выложился по полной, ты в восторге от результата своей работы, а всем плевать, и твоему собственному лейблу в первую очередь. ZYX даже отказались дать денег на промо-копии. Наша пиарщица, Аннетт Минольфо, просила 200 компакт-дисков для радиоведущих и журналистов, а они сказали: нет, слишком дорого. Слишком дорого?! Еще недавно они дали нам полмиллиона долларов авансом, чтобы мы сделали этот гребаный альбом, а теперь наштамповать 200 гребаных дисков для рекламы, оказывается, слишком дорого! Кто-то здесь явно ведет себя как мудак. Но вот что я скажу насчет Bastards: он хотя бы прозвучал на радио, а этого нельзя сказать ни о 1916, ни о March ör Die. Просто мы сами послали им пластиночку. Проще простого.

Ну ладно; закончив работу над Bastards, мы дважды скатались по Северной Америке и Европе, все как всегда. В Монреале мы от души поржали над Микки. К нам за кулисы пришли два чувака – трансвеститы. Они были разодеты в пух и прах и хотели с нами сфотографироваться. Как вы знаете, мне все равно, какие у кого сексуальные предпочтения, тем более – кто как одевается, и Филу тоже плевать (Фил вообще и сам частенько так одевается – а отчего, по-вашему, в списке музыкантов на альбоме Bastards он указан как «Шпильки»?). Но Микки совсем другое дело – при всей собственной смазливости он все это терпеть не может. В общем, мы согласились сфотографироваться с этими парнями, но Микки ничего не говорили. Мы позвали его в последний момент: «Эй, Микки! Пошли сфотографируемся с этими девчонками!» Он тут же примчался: «Привет, девочки», и все такое. И застыл на месте. Особенно смешно было то, что юбка у одного из этих парней сзади практически отсутствовала, и его мягкое место было ничем не прикрыто. Но мы все равно с ними сфотографировались, а Микки бормотал себе под нос: «Гребаные педики». Как будто этого было мало, после концерта мы отправились на нашем автобусе тусоваться, а Микки отправился куда-то по своим делам и потом вернулся в клуб, где мы играли. Он не знал, что после рок-концертов там начиналась дискотека для геев! Он выходит из такси – мороз градусов двадцать, снег метет, нашего автобуса не видать. Единственным теплым местом поблизости была та самая дискотека, и ему пришлось пойти туда. Он торчал там два часа в окружении трансвеститов, которые наперебой интересовались, где он делает себе прическу. Я бы отдал сто баксов, чтобы на это посмотреть – это, наверное, было просто шикарно! Хо-хо-хо!

Потом мы опять гастролировали по Америке вместе с Black Sabbath – они снова нас позвали, и все шло отлично, пока по пути в Лос-Анджелес я не подхватил какой-то ужасный грипп. Микки и Вюрзель переболели этим в Денвере. Вирус настиг меня утром, как раз когда наш автобус приехал в город. Я почувствовал, что хочу прилечь, и вскоре понял, что сильно заболел. Это был самый мерзкий вирус в моей жизни. Тем вечером мы должны были играть в Universal Amphitheatre, но Тодд сказал мне тоном, не терпящим возражений, что играть мы не будем: «Ложись обратно в постель. Ты никуда не пойдешь». Black Sabbath поступили благородно, позволив нам потом продолжить с ними этот тур, потому что с их точки зрения я был просто симулянт. Каждый раз, когда я чем-нибудь заболею, все считают, что я опять переборщил с веществами, но я ведь правда был болен! Все равно я уже через пару дней снова встал на ноги – с гриппом всегда так. Но из всех городов в туре мне повезло пропустить именно Лос-Анджелес.

Еще мы сыграли в Аргентине перед аудиторией из пятидесяти тысяч человек (мы стараемся по возможности каждый год играть в Южной Америке – все зависит от того, ездят ли там по улицам танки!). Это было на футбольном поле, мы играли вместе с Ramones, и, должен сказать, мы их переплюнули, хотя они там ужасно популярны. Но почти вся публика пришла в майках Motörhead, и, казалось, все 50 000 своим топотом поддерживают нас. В тот вечер никто бы не смог играть после нас. Неважно кто – наверное, даже сами The Beatles не могли бы играть после нас в тот вечер. По сравнению с такими моментами все остальное дерьмо просто не имеет никакого значения!