У Гейдриха не было безоговорочной веры в Гитлера, как у Гиммлера, и он мог вполне представить себе Германию без Гитлера, но не без себя самого. Бывшие близкие его сотрудники и сегодня еще придерживаются мнения, что, будь Гейдрих жив, он, вполне вероятно, мог бы оказаться в числе заговорщиков 20 июля 1944 года. На это указывает его высказывание в Бад Кройцнахе в 1941 году, «в котором Гейдрих утверждал, что СС окажется в числе первых среди тех, кто обезвредит Гитлера, если тот станет делать глупости».

До самой своей смерти он оставался не более как техником и утилизатором власти. Ручные гранаты чешских подпольщиков, которыми 27 мая 1942 года был убит управляющий имперского протектора Богемии и Моравии, были предназначены не жестокому феодалу, а продувной бестии — эсэсовскому рационалисту, представлявшему своей политикой «кнута и пряника» столь большую опасность для чехословацкого правительства в изгнании, что оно не нашло никакого другого выхода из создавшегося положения, как ликвидацию Гейдриха.

Постоянная трескучая болтовня Гиммлера раздражала Гейдриха, и он довольно часто излагал свою неприязнь к нему жене Лине, поскольку бредовые расистские фантазии рейхсфюрера будоражили аппарат СС. Подвыпивши, Гейдрих громыхал: «Посмотрите на его лицо, на его нос, типично еврейский, настоящий жидовский паяльник!»

Лина Гейдрих разделяла его мнение, испытывая отвращение ко всей семье Гиммлера. О Магде после воины она отозвалась нелицеприятно: «Она была худущей, хотя и носила трико пятидесятого размера… Эта мелкобуржуазная, не понимавшая юмора и страдавшая агорафобией блондинка буквально командовала своим мужем вплоть до 1936 года».

Сколь сильно было это влияние, Лина почувствовала на себе. По настоянию своей жены Гиммлер потребовал, чтобы шеф СД расстался с необузданной супругой. Но Лина оказалась сильнее жены Гиммлера. Во время вечеринки у Геринга она нанесла ответный удар. Случаю было угодно, чтобы Гиммлер был избран тогда тамадою. Вот что она рассказала потом о случившемся:

«Вечер проходил в траурно-комическом настрое. Я сидела за столом как каменная. И тут Гиммлер задал вопрос: „Вы что-то совсем притихли?“ На это я ответила: „А вас это удивляет?“ Потом мы пошли танцевать. Гиммлер был плохим партнером. Во время танца он произнес: „Ах, фрау Гейдрих, все будет хорошо“. Это было типичным для Гиммлера: теоретически он требовал нашего развода, но, увидев меня, потерял решительность. И к этому вопросу никогда более не возвращался».

Райнхард Гейдрих весь кипел от ярости, осознавая свою зависимость от этого мистика. Уверенный в своем интеллектуальном превосходстве, Гейдрих, по выражению группенфюрера СС Бруно Штреккенбаха, относился к рейхсфюреру СС «как прусский лейтенант к стареющему генералу». К Гиммлеру он всегда обращался чуть ли не раболепствующим тоном, называя его «господин рейхсфюрер», что вообще-то было в эсэсовских кругах не принято. И постоянно восклицал: «Так точно, господин рейхсфюрер… Если господин рейхсфюрер так считает, я немедленно приму необходимые меры и тут же доложу господину рейхсфюреру… Слушаюсь».

С Линой же он был откровенен и неоднократно заявлял: «Гиммлер всегда жонглирует и лавирует, не беря на себя никакой ответственности».

Гиммлер часто непроизвольно вздрагивал при виде входившего с докладом ближайшего своего помощника. Керстен отмечал: «У меня подчас складывалось впечатление, что Гиммлер после такого доклада чувствовал себя изнасилованным… Гейдрих строил свои доклады мастерски, давая сначала краткую характеристику личности или рассматриваемому вопросу, затем приводил аргументы по восходящей их значимости, после чего делал вывод или вносил предложение, от которого Гиммлеру было трудно отвертеться».

Однако у него иногда хватало мужества или упрямства, и он после ухода Гейдриха хватал телефонную трубку, заявляя, что по только что рассмотренному вопросу ему необходимо переговорить с Гитлером. Потом отдавал распоряжение прямо противоположного свойства, ссылаясь якобы на приказ фюрера. А однажды даже накричал на Гейдриха, заикаясь: «Вы, вы… и ваша логика. Вы всегда выстраиваете все очень логично. Все, что я ни предлагаю, вы перевертываете наоборот. Вы надоели мне со своей постоянной критикой».

Гейдрих не стал спорить, поспешив согласиться, и мир был восстановлен.

Гиммлер всегда настороженно относился к возможным соперникам, однако шефа СД за такового не считал. Рейхсфюрер СС усматривал в нем черты, которые, по его мнению, препятствовали проявлению политического тщеславия в национал-социалистском государстве. Для людей, стремившихся к власти, была, как он считал, характерна ледяная холодность, которая не допускала не только дружеских отношений, но и проявления лояльности. Беспокойная натура Гейдриха, его интеллигентность, его стремление быть всегда и везде первым — в СД, в спорте или борделе — свидетельствовали о наличии у него внутренней пустоты, в которой бесследно исчезали идеологии и люди.

Гейдрих избегал друзей, но не знал и врагов, да и с женой Линой его связывала лишь сексуальная потребность. Где бы он ни появлялся, все его избегали, даже спортсмены, признававшие силу удара его шпаги.

После смерти Гиммлера осталось некоторое число бывших сотрудников, долго еще вспоминавших о том, как он заботился о них. У Гейдриха же, «человека с железным сердцем», как его называл Гитлер, не было никаких друзей. То, что о нем думали в эсэсовских кругах, выразил как-то командир лейбштандарта «Зепп» Дитрих после смерти Гейдриха: «Слава Богу, наконец-то, эта свинья подохла».

Даже продажные женщины с неохотой открывали ему свои будуары. В свои эротические походы он постоянно брал адъютанта, и очень часто жрицы любви обращали свой взор именно на его сопровождающего, а не на человека с глазами волка. Лишь немногие понимали, что за видимым снобизмом шефа СД скрывалась повышенная чувствительность, в которой смешивались комплекс неполноценности неудавшегося морского офицера с актерским менталитетом его родителей. В жестокости, как некоторые другие, удовлетворения он не находил. Когда его как-то навестил Буркхардт, Гейдрих произнес сквозь зубы: «За границей нас считают кровавыми псами, не так ли? Для одиночек это звучит, пожалуй, слишком грубо, но мы должны быть твердыми как гранит».

Человек, неуверенный в себе, постоянно раздираемый противоречиями между агрессивностью и стремлением к признанию обществом, был словно бы создан стать младшим партнером Гиммлера, не угрожавшим его властным позициям. Об этой взаимозависимости они знали оба — прежде всего из чувства самосохранения. Без Гиммлера, несменяемого шефа охранных отрядов, путь наверх для честолюбивого Гейдриха был бы закрыт. Гиммлер же, в свою очередь, без Гейдриха, с его динамикой и острым умом, будучи, по сути дела, мещанином, вряд ли смог бы противостоять могущественным противникам в национал-социалистской иерархии.

Поначалу казалось, что их партнерство будет иметь однобокий характер. Молодой мужчина болезненного вида, которого Гиммлер встретил в июне 1931 года в пансионате «Вальдтрудерингер хайм» и склонил к работе в службе безопасности, находился в подавленном состоянии: у него отняли самое дорогое — офицерскую карьеру.