Затем шеф СД стал создавать отделы и рефераты политической полиции в окружных и районных правлениях, подчинявшихся непосредственно начальнику политической полиции Баварии. Эти отделы и рефераты получили право привлекать полицию общественного порядка к своим акциям.

Следующим шагом стало подчинение концентрационных лагерей, образованных гауляйтером и министром внутренних дел Баварии Адольфом Вагнером для разгрузки переполненных политическими заключенными тюрем, начальнику политической полиции.

В соответствии с распоряжением «о защите народа и государства», изданным президентом страны, полиция имела право отправлять в концентрационные лагеря граждан в качестве «превентивной меры» даже по малейшему подозрению в антигосударственной деятельности. Теперь Гиммлер неожиданно для себя получил большую власть. Уже никто не мог удержать его стремления к политической чистке. Формально подчиняясь министру внутренних дел, Гиммлер, пользуясь своим статусом рейхсфюрера СС, реально оставался самостоятельным даже и по отношению к Рёму, начальнику штаба СА.

Гиммлер и Гейдрих не замедлили воспользоваться своим почти ни от кого независимым иерархическим положением. Вскоре Дахау превратилось в нарицательный символ ужаса и варварства, хотя первая волна национал-социалистского террора уже прокатилась. Гиммлер потом вспоминал: «Хотя по требованию различных министерств из концентрационных лагерей в Пруссии и других землях было выпущено большое число политзаключенных в течение 1933 года, я в Баварии на это не пошел».

Баварский наместник фон Эпп был недоволен «большим числом нарушений законов и самоуправства при арестах» и написал 20 марта 1934 года Вагнеру, что подобный произвол может «поколебать доверие народа к законам». Но Вагнер не стал вмешиваться.

Тогда в дело вмешался обычно индифферентный имперский министр внутренних дел Фрик, направивший Гиммлеру 30 января 1935 года свой протест. «Я уже неоднократно указывал на довольно большое число заключенных в Баварии, — писал он, — не получая убедительных объяснений по этому поводу со стороны политической полиции… И число их не сокращается, превышая общее количество по всей стране, включая Пруссию».

Однако Гиммлер проигнорировал и это предупреждение.

Баварское экспериментальное поле стало тесным для Гиммлера и Гейдриха, да и остальные 16 земельных управлений полиции еще не были объединены в одних руках. Им приходилось торопиться, так как Геринг в Пруссии успел уже создать политическую полицию — гестапо, которая в структурном отношении мало чем отличалась от аппарата Гиммлера-Гейдриха: она тоже была выделена в самостоятельную организацию, подчинена одному человеку и стала независимой от государства и партии.

Развернувшаяся среди национал-социалистских лидеров борьба за власть привела Гиммлера и его помощника к цели даже быстрее, чем они ожидали. Слабый в общем-то реформатор Вильгельм Фрик, видя сепаратистские устремления Геринга, не нашел другого выхода из положения, как позвать на помощь шефа СС, так как они оба стремились к созданию централизованной имперской полиции. Фрик позволил Гиммлеру последовательно накладывать лапу на одну земельную полицию за другой.

И прусская крепость пала, как только обострилась борьба между Германом Герингом и Эрнстом Рёмом. Геринг заключил с Гиммлером мир, передал в его подчинение прусское гестапо, получив взамен поддержку охранных отрядов в кровавой расправе над начальником штаба СА.

В конце апреля Гиммлер и Гейдрих взяли и в Пруссии бразды правления полицией в свои руки. Гиммлер стал заместителем начальника и инспектором тайной государственной полиции (гестапо), а Гейдрих — его заместителем. Одновременно им удалось расширить и свою властную базу в партии. Партийное руководство признало СД в качестве единственной секретной службы НСДАП. Заместитель фюрера отдал 9 июня 1934 года распоряжение «не создавать в партии впредь никаких информационных, разведывательных или контрразведывательных служб, кроме службы безопасности рейхсфюрера СС, даже в форме организаций для внешнеполитических целей».

Но эта победа СД оказалась преждевременной, поскольку сам Гейдрих к тому времени в какой-то степени потерял веру в свое детище. Баварский опыт показал ему иллюзорность создания с помощью СД новой полиции. Полицейские чиновники старой школы во всех отношениях превосходили молодых выскочек из СД. Понимая это, Гейдрих за несколько дней до прихода национал-социалистов к власти, 27 января 1933 года, ушел с поста руководителя службы безопасности, оставшись в штабе рейхсфюрера СС в качестве офицера по особым поручениям (к тому времени он был уже штандартенфюрером СС). Так что три четверти года аппарат СД оставался без Гейдриха.

Он был достаточно реалистичен, чтобы понять: его организация не в состоянии создать структуру новой полиции из-за численного недостатка сотрудников (осенью 1933 года СД насчитывала всего 100 человек; в Штуттгарте было, например, только пять сотрудников). К тому же Гейдрих стал сомневаться в том, имеет ли какое-то будущее СД в качестве самостоятельной организации. Лина рассказывала впоследствии израильскому историку Аронсону, что муж говорил ей в то время: «Партия нам более не нужна. Она сыграла свою роль, открыв путь к власти. СС же должна внедриться в полицию и создать совершенно новую организацию».

Таковой была его цель, когда он по заданию Гиммлера, вновь встав во главе ведомства тайной государственной полиции, попытался объединить земельные полиции под эгидой СС. При этом он использовал старых опытных полицейских руководителей, превращая их в верных государству аппаратчиков, пусть даже не слишком окрашенных в коричневый цвет. Главным для прагматика Гейдриха было не их мировоззрение, а профессиональные, навыки и знания. И среди мюнхенских криминалистов он нашел группу специалистов, хотя те даже не скрывали своего отрицательного отношения к СД.

Криминальоберинспектор Райнхард Флеш и его коллеги, среди которых были Генрих Мюллер, Франц Иосиф Хубер и Иосиф Майзингер, работавшие во втором и шестом отделах баварского полицейского управления, ожидали, что им вот-вот предложат уйти. Опасения их были не напрасными, так как, за исключением Майзингера, все они до 1933 года находились, как говорится, по другую сторону баррикад, являясь сторонниками демократических партий.

Лишь Майзингер принадлежал к «старым бойцам», приняв участие в событиях 9 ноября 1923 года.

Что касается криминальинспектора Мюллера, унтер-офицера и летчика в Первую мировую войну, то он работал в мюнхенском полицейском управлении с 1919 года и слыл ярым противником коммунизма. Мюллер принимал участие в расстрелах красных в период низвержения Баварской советской республики, а во времена Веймарской республики занимался как раз вопросами борьбы с коммунистами, прибегая иногда к противозаконным действиям.

Правда, тогдашнему руководству было известно, что, если бы это входило в его обязанности, он не менее рьяно выступал бы и против правых. Обладавшего неимоверным тщеславием Мюллера считали явным приверженцем существующей государственной системы.

Мюнхенские национал-социалистские партийные деятели высказывали опасение, окажется ли профессионально пригодным для новой Германии этот человек, исправно ходивший в церковь, жертвовавший всего 40 пфеннингов на национал-социалистское движение и бывший к тому же зятем издателя газеты баварской народной партии — «Дер Вюрмтальботе».