Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Соблазнительно думать, что Bonne pensée du matin («Добрые мысли поутру») Рембо, возможно, писал у того же окна, что и Бодлер свою первую городскую пастораль, с тем же неожиданно буколическим парижским видом на западе и таким же богатым салоном на этаж ниже:
К концу июня Рембо помог Верлену одолеть все его благие намерения.
Каждое утро клерк страховой компании отправлялся на работу, но так до нее и не добирался. Матильда стала такой нудной, а ее родители такими ехидными, что требовалось несколько порций абсента, чтобы восстановить хорошее настроение.
Матильда наблюдала, как ее брак снова распадется. Ее муж метался с перочинным ножом, требуя «терпения» и «понимания». Он даже пытался уколоть мадам Моте своей тростью с вкладной шпагой. Зловещий стеклянный взгляд вернулся. Злой мальчик не мог быть далеко. Один из друзей семьи несколько раз замечал Рембо к северу от реки, в пассаже Жоффруа, там, где был маленький театр. Рембо мог найти временную работу в качестве рабочего сцены или кассира[347].
В воскресенье вечером 7 июля Матильда «страдала от небольшой простуды» (по словам Верлена) или «приступом резкой головной боли с высокой температурой» (по словам Матильды). Верлен одарил ее дружеским поцелуем и вышел, чтобы купить лекарства.
В нескольких ярдах вниз по дороге он столкнулся с Рембо, который собирался доставить письмо на рю Николе. В письме разъяснялось, что Рембо достаточно увидел в Париже и решил, что они должны немедленно уехать в Бельгию.
Верлен пытался его переубедить:
«– Но моя жена больна. Я должен пойти и купить что-нибудь в аптеке…
– Нет, не должен. Перестань идти на поводу у своей жены. Пойдем, я тебе говорю, мы уезжаем.
Поэтому, естественно, я пошел с ним»[348].
Верлен позже оправдывал свое поведение гипнотическими способностями Рембо. В этом случае, вероятно, он был прав. Одиннадцать недель спустя он писал Эдмону Лепеллетье: «Nudus, pauper (лат. нагой и нищий), без книг или фотографий… бежал, как непредусмотрительный Лот из Гоморры на рю Николе, оставляя все позади»[349].
Ночной поезд довез их до Арраса, где они могли бы остановиться у родственников Верлена перед тем, как перейти границу с Бельгией и обрести свободу.
В Аррас прибыли на рассвете[350]. Они вышли со станции, Верлен хихикал, словно прогуливающий уроки ученик, Рембо, «несмотря на свою необычайную не по годам серьезность», искал какой-нибудь «мрачной забавы».
Лавки и кафе были еще закрыты. После короткой экскурсии по городу они вернулись в станционный буфет, чтобы отпраздновать свой приезд аперитивом.
Какой-то мужчина в соломенной шляпе за соседним столиком прислушивался к их разговору. Рембо смеялся своим безмолвным приглушенным смехом. Диалог становился все более интересным. Они говорили о кражах, побегах из тюрьмы и задушенных до смерти старухах. Это был убедительный спектакль. Мужчина встал и вышел из буфета…
После того как Верлен и Рембо были замечены на улицах Арраса в сопровождении двух полисменов, пошел слух, что на станции арестовали двух известных убийц. «Крестный путь» мог обернуться поездкой на поезде и выпивкой в станционном буфете. Следователь счел нужным допросить возмутителей спокойствия – неряшливого госслужащего в белых запачканных панталонах и хмурого юнца.
Фиктивные убийцы работали как команда. В полицейском участке, подмигнув Верлену, Рембо начал плакать. Его допрашивали отдельно, и он произвел на следователя впечатление законопослушного молодого человека. Верлен между тем протестовал против их «деспотического» ареста и заявил, что, как уроженец города Мец, он теперь думает, не осуществить ли свое право выбора немецкого гражданства. Двое полицейских получили приказ препроводить господ обратно на станцию и убедиться, что они уехали на парижском экспрессе.
Разделив завтрак и несколько порций выпивки со своим конвоем, Рембо и Верлен уселись в вагон второго класса и обсудили план В. Они прибыли в Париж к обеду, потом направились к Восточному вокзалу, где вечером отходил поезд до Шарлевиля.
Тем временем месье Моте разыскивал своего зятя – сначала (с тайной надеждой) в морге, потом в полицейском участке и, наконец, приготовившись к нелицеприятным откровениям, в кафе Латинского квартала. Там он услышал «самые своеобразные замечания» и «самые скандальные предположения» о Верлене и его спутнике[351]. Истина была неотвратимой: его дочь вышла замуж за алкоголика-педераста.
Тем временем в Шарлевиле Верлен и Рембо пробирались, стараясь не привлекать внимания, от шарлевильского вокзала в дом Шарля Бретаня. Они пили весь следующий день и ждали наступления темноты. После наступления полуночи Бретань отвел их на дом к извозчику, представив их двумя странствующими священниками, и попросил его запрячь «зверя Апокалипсиса»[352].
План состоял в том, чтобы перейти границу и не попасть в руки douaniers (таможенников). Верлен был убежден, что его снова могут арестовать как коммунара. Это было столь же вероятно, как обвинение в развращении несовершеннолетних.
10 июля 1872 года за два часа до рассвета они оставили лошадь и телегу возле деревни Пюсманж.
После своих вылазок за табаком с Делаэ Рембо знал, как избежать таможенного патруля. Они пробрались через лес, пересекли неразмеченную границу и, как любовники, добравшиеся до Гретна-Грин[353], проникли в Бельгию.