раскоп, Александр Николаевич «сел» точно на южную границу агоры. И здесь началось нечто непонятное.

Никакого здания на южной стороне агоры не оказалось. Продолжалась площадь, правда гораздо более позднего времени, уже не греческая, а римская, мощенная мелким булыжником. Это настораживало. Раскапывая другие памятники в центре города, начиная с восточных торговых рядов и кончая теменосом, Карасев установил, что подавляющая часть строений, расположенных вокруг агоры, относится к самому концу IV века до нашей эры. Именно в это время произошла грандиозная перестройка всего города, причем старые здания заменялись более пышными, более обширными и внушительными.

Итак, за агорой начиналась римская площадь, в которой были вырыты зерновые ямы.

А что находилось под ними?

В течение двух летних сезонов археологи не могли ответить на этот вопрос. Вместо здания, от которого остались хотя бы слоевые фундаменты, на этом месте археологи раскопали большой котлован прямоугольной формы.

Греки, как известно, были расчетливым народом. Старые здания они не разрушали, а разбирали по камушку, чтобы снова пустить в дело. Но фундаменты-то они оставляли! А здесь — ничего…

Загадка разрешилась только к концу второго года раскопок. По счастливой случайности в самом углу котлована остался один камень — угловой. А под ним — поддерживавшие стены слоевые фундаменты. Следовательно, здесь действительно было здание, которое потом разобрали.

Одна загадка была решена, но ее сменила другая: никто из археологов не мог представить в античном городе здание, выстроенное не на поверхности, а наполовину уходящее под землю! В последнем сомневаться не приходилось — остатки пола Карасев обнаружил почти на двухметровой глубине. И это был пол именно здания, а не подвала, потому что на нем сохранились базы от двух рядов колонн, а колонны в подвале быть не могут. Отсюда следовало, что здание это, выходящее своим фасадом на центральную площадь, не могло быть низким, иначе оно нарушало бы архитектурный ансамбль агоры. Оно должно было быть очень важным для города, иначе ему не место в центре, и так далее… На дикастерий это не было похоже. Оставалось только копать и надеяться, что находки помогут решить загадку.

Сначала, словно чтобы вознаградить археолога за волнения и труды, на полу котлована нашли большую мраморную плиту. Она лежала лицевой стороной вниз, и, когда ее подняли, там оказался великолепный барельеф из семи фигур и надпись: «Бывшие ситонами Феокл, сын Фрасиадама, Деметрий, сын Фокрита, Афеней, сын Котона, Навтим, сын Героксена, при секретаре Афенодоре, сыне Демагора, посвятили это изображение Герою Внемлющему».

Находка такого прекрасного произведения ольвийского искусства была крайне интересна. Во-первых, изображение коллегии ситонов свидетельствовало об экономических затруднениях в Ольвии. Когда цены на хлеб при неурожае или войнах слишком сильно поднимались, из граждан выбирали ситонов, ведавших закупкой зерна. Для Ольвии это было первым упоминанием о ситонах. Во-вторых, подобные плиты устанавливались только на важных общественных зданиях, и это отчасти подтверждало ожидания Карасева.

Еще важнее оказались другие, менее эффектные находки — черепки от расписных чернофигурных сосудов. По странной случайности все сюжеты этих росписей были, так сказать, на «спортивную» тему: бегущие юноши, кулачные бойцы, педагог, следящий за борцами…

И тогда Карасев выдвинул гипотезу, которая большинству археологов показалась малоправдоподобной. Он предположил, что здесь находился гимнасий — школа ольвиополитов. А зал с двумя рядами колонн — не что иное, как палестра, «спортзал» древних греков, где молодые ольвиополиты занимались борьбой, прыжками, бегом. Отсюда и черепки со спортивными сюжетами.

Карасеву возражали много и горячо. Начинали с того, что палестры в Греции всегда размещались под открытым небом; что такой гимнасий — первая находка в Причерноморье; что он не должен быть углубленным в землю… Так продолжалось долго.

Все возражения Карасев отвел, согласившись только, что ольвийский гимнасий — пока единственный на нашем юге. Вероятно, в теплое время молодые ольвиополиты занимались спортом и военным делом вообще за пределами городских стен. Но зимой — а зимы в Скифии намного холоднее, чем в Средиземноморье, — занятия можно было проводить только в закрытом помещении. Именно поэтому ольвийские архитекторы и «опустили» здание в землю: чтобы как можно лучше сохранить тепло.

Правота археолога стала очевидной на следующий же год. Продолжая раскопки, Карасев наткнулся на несколько загадочных площадок вдоль восточной стены. Квадратные, выложенные из гладких каменных плит, они лежали слегка наклонно к своему центру, где находилось круглое отверстие. Под этим отверстием, вкопанные в землю, стояли небольшие пифосы, наполненные чистейшим мелким песком. К каждому пифосу вела под полом керамическая водопроводная труба. Рядом, на плитах, виднелись следы от огня.

— Вот это и было самым лучшим доказательством для всех неверующих! — рассказывал мне Карасев. — Думаете, что это? Душевые кабинки? Верно! Атлеты-то после занятий обязательно мылись! Ну что мне вам объяснять… Они же, чертенята этакие, перед борьбой не только маслом натирались, чтобы ухватить друг друга труднее было, еще в пыли покатаются! А после занятий сначала стригилем, ножом медным, грязь счищают, потом мыться, вот сюда… Мыла не было — с песочком! По трубам холодная вода идет, а если теплую надо — жаровню ставят, от нее и ожог на плитах… Так-то, батенька! Ну и потом всякое…

— А что еще?

— А вот вам и латрина — уборная школьная! Желоб каменный, отверстия в плитах, выгребная яма внизу… Я специально, наскреб осадок на камнях, в лабораторию свез: уборная! А за ней, вот тут, подсобные помещения, печь… Наверняка у них калорифер в гимнасии был!

В этом году рядом со школьной ольвийской уборной и «котельной» откопали глубокий и узкий резервуар, сложенный из тщательнейшим образом подогнанных плит. Из него поступала вода к «душевым», а сам резервуар, как полагал Карасев, сообщался с городским водопроводом. Сейчас это предположение подтвердилось.

— Елена Ивановна! Покажи Андрею… э-э… Леонидовичу водопровод. Ведь в какой сохранности дошел — мечта!

Вчера в северном торце бассейна открылось отверстие и остатки керамической трубы. Теперь, после того как рабочие расчистили примыкавшую к нему площадку, видны лежащие в специальном канале керамические трубы — целые, без единой трещинки, шесть или семь колен, уходящие в борт раскопа — с соединительными кожухами, обмазкой, ответвлениями…

— А как он связан с общегородской системой, Александр Николаич, как ты думаешь? — спрашивает у Карасева Елена Ивановна.

— Как связан? Может быть, ответвление от тоннеля, что под агорой идет, или