Он поднимает на меня измученный взгляд, а мне ужасно неприятно, что была вынуждена все это ему сказать. И я не хочу смотреть на Игоря, потому что совсем не планировала демонстрировать ему душевный стриптиз. Теперь неизвестно, как тот будет ко мне относиться, а его отношение мне отчего-то не безразлично.

– Ты права. – Рустам говорит словно через силу. – Совершенно права. Я никогда не смотрел на это под таким углом. Вернее, думал, что ты выше всяких предрассудков, а ты…

– А я обычная женщина, понимаешь? И моя философия насчет брака и продолжения рода простая и первобытная: мать должна заботиться о ребенке, о его психологическом комфорте в том числе. Когда я заметила, что Лукаш плохо влияет на настроение моего сына, муж вылетел из нашей жизни, как пробка. И я так же поступлю со всеми и всем, что угрожает моему ребенку – его благосостоянию, настроению, здоровью, без разницы. Видишь, вот и вся философия, просто, как ножка стула.

– Я заметил.

– Не надо иронии.

– Извините, что вынужден вмешаться… – Игорь снова поджигает конфорку под чайником. – Давайте ваши проблемы отложим до лучших времен? Мне надо на службу, а я до сих пор не услышал ничего полезного.

Слава богам, Панков не сердится. Очень неприятно, что Игорь стал невольным свидетелем этого разговора – запоздалого, ненужного и несвоевременного, но случилось то, что случилось. И он, похоже, не сердится. Или ему безразлично? Тогда это не слишком хорошо… не знаю, почему. Что-то я совсем запуталась.

– Рустам, давай еще ближе к теме.

– Да, конечно. – Гитарист смотрит, как за окном падает снег. Конца зиме что-то не видать… – Я понимаю, вы правы, а я не прав.

– Прекрати ныть.

– Я не ною, а констатирую факт. Думал, что чего-то достиг, а сейчас понял: остался там, где и был.

– Литовченко, Рустик! Давай нам о Литовченко расскажи!

– Рита… Ладно, ты опять права. – Он старательно избегает моего взгляда. – Дело в той записной книжке, понимаешь? Когда Витька нашел ее у тебя, то словно спятил. Сидел над ней ночами, листал страницы, искал систему. Было много записей с датами, описанием грузов, количеством людей, а еще заметки личного характера – и по-русски, и по-немецки. Человек, которому принадлежал блокнот, был абсолютно безжалостный и методичный.

– Рустик, при чем тут вообще блокнот? – перебиваю его я.

– Все просто. Я говорил вам о коллекционере, который купил у нас трофеи? Так вот, это заместитель губернатора Александр Мальцев.

– И что? К чему здесь Мальцев? – удивляется сообщению Панков.

– Игорь, пошевели мозгами. Мы же ему сказали, что нашли в Белоруссии бункер. Повторяю: Витька ляпнул первое, что пришло в голову. Не говорить же клиенту, что все предметы из могил? И я тогда обратил внимание, как на нас посмотрел Мальцев… Очень странно посмотрел. А потом обыск у меня дома. И у Виктора рылись, к гадалке не ходи.

– Все равно не понимаю…

– А как раз после того разговора с клиентом к Витьке прилипла Нинка Литовченко. Я сопоставил даты, и оказалось, что не прошло и недели с момента нашего с Мальцевым разговора, как она появилась около Борецкого и не отлипала, что бы тот ни делал. Я видел ее мужа, который работает на Мальцева, кстати. Видный мужик и не бедный. Чего же Нинке не хватало? Нет, неспроста баба тусовалась около Виктора, что-то вынюхивала, не иначе.

– Думаешь, она спала и с Мальцевым?

– Это вряд ли. – Рустам меланхолично рассматривает свои ногти. – Мальцев женат на сумасшедшей девке, я ее знаю. Виктория Мальцева – роскошная блондинка, с бешеным характером – чуть что, лезет в драку. Мальцев при такой супруге вряд ли бы решился ходить налево, ведь если та дозналась бы, ему не жить. Надо же, такой мужик серьезный, а боится свою бабу, смешно даже.

– Ничего не понимаю. Это ваши дела. Я не имею к ним отношения.

– Имеешь, и еще как! – щурится Рустам. – У Нинки что-то было против тебя. Она же тебя как увидела, едва не померла со злости, осатанела совсем.

– Так, подожди! Где она могла меня видеть?

– А помнишь, чуть больше года назад Витька приглашал тебя на празднование юбилея нашей группы?

– Что-то припоминаю… Но я полчаса посидела и ушла.

– Ага, посидела из вежливости, чтобы нас не обидеть, и свалила, сославшись на занятость. Как ты тогда сказала, музыка за тебя денег не заработает.

Я слышу, как фыркнул Игорь, стараясь подавить смех. Нет, видали? Смешно ему! А что я должна была сказать? Прямо так и заявить, что музыку их терпеть не могу и убивать на нее весь вечер выше моих сил? А клиент у меня в тот день и правда был.

– Но я не видела там Литовченко.

– Зато она тебя видела. Пока ты сидела с нами, где-то пряталась, а когда ты ушла, прискакала и давай расспрашивать – кто такая, откуда… Витька тогда уже нагрузился, вот и принялся разливаться соловьем, что ты самая-самая лучшая женщина, и никто ногтя твоего не стоит. Нинка что-то возразила и огребла пинка с четким адресом, по которому ей следует идти. Борецкий же дурной спьяну, и пить ему совсем нельзя было. Только он все чаще бывал под мухой.

– Значит, Литовченко увидела меня чуть больше года назад?

– Сначала я тоже так подумал. Но потом стал свидетелем того, как Нина вышла, типа, покурить, а сама кому-то позвонила и сказала: «Это она, я уверена. Я бы и через сто лет ее узнала».

– То, что эта бабенка меня помнит, не причина для убийства Виктора и подставления под удар меня.

– Да откуда ты знаешь, что причина, а что нет? – Рустам поднимается и принимается ходить по кухне. – Думаю, это все как-то связано с твоим прошлым, и ты знаешь, о чем я говорю. А записная книжка…

– Да провались ты вместе с тем блокнотом! Задолбал уже!

– Не надо кричать. – Рустам примирительно поднимает руки. – Но тебе известно, где бункер, уверен.

– Совсем спятил.

– Нет. У Витьки не было причин врать, где он нашел блокнот. А когда Борецкий расшифровал записи, то так и сказал: возьму Ритку, которая знает место, и все будет наше.

– Да мало ли что Виктор болтал! Я понятия не имею, о чем ты толкуешь! И при чем тут Мальцев?

– А Мальцеву, видимо, самому хотелось бы наложить лапу на бункер. Не зря же осматривали наши квартиры – искали какие-то зацепки. И Нинку специально нам подсунули – чтобы шпионила за Витькой и всеми нами.

– А ты почему-то ненавидишь ее.

– Да, терпеть не могу, презираю и присутствия не выношу. Славка, кстати, тоже. По-моему, она подлая мерзавка, и я не удивлюсь, если окажется, что Витьку убила именно Нинка, лишь бы подставить тебя.

– Но зачем ей это могло понадобиться?

– Говорил уже – что-то было у нее к тебе личное.

Блин, опять двадцать пять! Нет чтобы хотя бы намекнуть, что именно!