Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Это доллары, – объясняет мне Игорь. – Потом поделимся.
– А шкатулка? Я возьму, ладно? Такая красивая! Зачем она тебе? А я в нее пупсиков сложу…
Вместо ответа Игорь меня целует.
– Солнышко, если хочешь, можешь вообще все забрать себе.
Он высыпает в шкатулку свои и мои монеты, бросает деньги и отодвигает все это в сторону. Чердак теплый, пыльный, но это не имеет значения, потому что… просто не имеет значения. Игорь прижимает меня к себе, и я чувствую, как стучит его сердце…
– Когда мы поженимся, поедем путешествовать. Купим хорошую машину и отправимся в Крым. Будем жить в самом лучшем отеле, я стану покупать тебе все, что ты пожелаешь. Вот как только тебе восемнадцать исполнится, так сразу и поженимся.
– А разве мы поженимся?
– Конечно. – Игорь снова целует меня. – Я у тебя первый, и больше у тебя никого не будет. Теперь ты – моя невеста.
– А у тебя кто-то был?
– Нет. И другая мне не нужна. Мы вместе навсегда, привыкай.
А что мне привыкать? Я уже привыкла. Мне нравится проводить с ним время, мы понимаем друг друга с полуслова, а то, что случилось между нами, не вызывает у меня ни стыда, ни страха. Так почему бы нам и не пожениться через четыре года?
– Давай следующий рюкзак.
– Подожди, надо убрать в мешок весь хлам. Сегодня же нужно будет вывезти его и где-то надежно спрятать – так, чтобы никто не нашел его.
– Я такое место знаю. Где ящики с вагонеток? Доставай.
Сверху лежат в рюкзаке китель и фуражка. Фу-у, до сих пор воняют бункером… Затем ящик. Продолговатый, стальной. В нем нет щелей, крышка закрыта на ключ, которого у нас нет.
– Как же мы его откроем?
– Не знаю. Попробуем распилить.
– Чем? Разве что взорвать… Но тогда уж пользы от него не будет.
– Металл можно разрезать…
Второй ящик тяжелее, немного другой формы. И его можно открыть, если чем-то тонким и прочным поддеть крышку.
– Минутку! Я у дедушки видел одну штуку…
Игорь спрыгивает с чердака, роется в ящике с инструментами, возвращается с тонким, но явно крепким крючком. Его короткий конец протискивается в щель между крышкой и стенкой. Теперь надо нажать. Громкий скрежет, и крышка резко отходит в сторону.
– Бог ты мой… Ань, ты только посмотри!
Что-то завернутое в пергамент. Игорь сдвигает его края – и в его руках оказывается портрет какой-то женщины в овальной золотой рамке, на золотой же цепочке. Там еще другие портреты и бархатные мешочки. Высыпаем мне на колени их содержимое – небольшие медальоны, золотые, с драгоценными камнями. Их много, трудно сосчитать, сколько.
– Ань, это стоит миллионы. Ты слышишь? Миллионы! Долларов!
– Долларов?
– Ну да. Если вывезти украшения за границу и продать, можно стать миллионером. Еще и детям останется. Этим вещам цены нет.
– Но…
– Спокойно, малыш, спокойно. Нам нужно подумать, что делать с нашей добычей.
– А тот ящик?
– Забудь о нем, потом откроем. Сейчас надо, чтобы голова была холодная. Во-первых, ни одна живая душа не должна ничего знать.
– Мы ведь уже говорили…
– Точно, говорили. Послушай, мы не можем сразу забрать с собой все. Возьмем несколько вещей, остальное спрячем. Но разделим. И ты не будешь знать, где спрятал я, а я не буду знать, где спрятала ты.
– Зачем так?
– Затем, что если одного из нас вдруг схватят, то он выдаст только свою захоронку, а у второго его часть останется. Поняла?
– Нет.
– Ты мое солнышко… – Игорь целует меня в кончик носа. – Слушай меня внимательно. В нашей стране опасно владеть такими вещами.
– Почему?
– Потому что слишком много желающих ими владеть. А ценность всех этих украшений огромна. Мой дед был известным профессором, физиком, а еще он коллекционировал предметы старины. И отец тоже занимался этим, а когда его не стало, к нам пришли люди, все упаковали и забрали.
– Как это?!
– Да вот так. Я считаю, что и родители погибли не случайно. Ну, сейчас не об этом речь. Вот мы разбогатели случайно. И что? С одной стороны спецслужбы – ну-ка, спросят, где мы богатство взяли? Как отвечать? О бункере рассказать? И долго мы потом проживем? С другой стороны, сеть черного рынка антиквариата, а там народ не хуже спецслужб. И если кто-то пронюхает о нашем кладе, жить нам останется ровно столько, сколько выдержим пытки, прежде чем расскажем перед смертью то, что знаем.
– Ты какой-то ужас говоришь!
– Ань, ты живешь в мире, которого нет. Посмотри на меня. Нет, просто посмотри.
Его зеленые продолговатые глаза в густых черных ресницах серьезные, как никогда.
– Скажи, я тебя когда-нибудь обманывал?
– Нет.
– Значит, просто поверь мне. Майор был прав, когда велел забыть о бункере и никому никогда о нем не говорить. А мы пообещали ему. Поэтому мы разделим все на две части и подумаем, где спрячем.
– Я могу себе что-нибудь взять?
– Солнышко, повторяю: это все твое, но не сейчас, позже.
– Хоть маленький-маленький медальончик.
– Разве что самый маленький.
Я выбираю медальон размером с ноготь моего большого пальца. Его крышечка украшена резным цветком, лепестки которого усыпаны мелкими камешками, как росой. Внутри – портрет молодой женщины в напудренном парике.
– Она похожа на тебя.
– Ага, если бы мне взбрело в голову нацепить на себя такой парик и подрисовать брови.
– Все равно риск, но ладно.
Игорь откладывает в сторону еще несколько овальных портретов.
– Продам при случае, скажу, отцовская заначка. Надо налаживать связи, иначе будем сидеть на миллионах без пользы.
– Слушай, а ведь в бункере ящиков и коробок…
– Молчи, малыш, мне даже дурно становится от такой мысли. Забудем на время о бункере, опасная тема.
– Хорошо.
– Тогда, солнышко, спускаемся и занимаемся делами. Ну, упаковываем цацки…
– А монеты?
– Заберем их. С ними не так страшно, не то что с эмалями и драгоценностями. Давай все пока в потайное отделение шкатулки положим. Поместится? А то ведь и до беды недалеко.
Игорь на глаз делит содержимое ящика и ссыпает в два пакета. Отложенные монеты и украшения ложатся на дно шкатулки, второе, верхнее, донышко становится на место – и словно тайника и не было. Мы слезаем с чердака, запыленные и довольные.
– Надо сначала вывезти хлам, – предлагаю я.