– Тогда вот твоя половина. Спрячешь, чтобы я не знал, куда. Так надо, Ань, просто поверь мне.

Каким-то образом Игорь вдруг оказался совсем взрослым, я его не знала таким. Не удержавшись, говорю ему о своем неожиданном открытии.

– А как ты хотела? – усмехается он. – Малыш, это не игрушки. Я теперь должен заботиться не только о себе, но и о тебе.

Игорь выкатывает со двора деда Мирона мотоцикл с коляской. Дед позволяет ему брать «железного коня», но сегодня мы впервые берем его без спросу. Старик, правда, в претензии не будет…

– Клади в коляску мешок и сама садись.

Мы выезжаем из деревни, старательно объехав свадьбу. На Темных Озерах сбросим барахло, способное выдать нас. Там не только мешок, что угодно можно утопить, и следа не останется – трясина.

Оставив мотоцикл, пробираемся по гати, Игорь несет мешок, ступая по моим следам.

– Видишь лужок, что справа зеленеет?

– Да.

– Добросишь туда мешок?

– Доброшу, но…

– Просто поверь мне, – повторяю я слова Игоря.

Наши глаза встречаются, он улыбается. Я только сейчас увидела, как красиво очерчены его губы.

– Бросай.

Мешок, с размаха брошенный сильной рукой парня, мелькнул в воздухе и упал в середину лужайки. Наверное, с минуту на месте веселой зелени оставалась черная дыра, потом коврик стал восстанавливаться. Еще несколько минут – и перед нами снова лужайка. Так и заманивает неопытных путников.

– Что это?!

– Трясина. Видал, как засасывает? Теперь назад, но смотри, не сойди с гати – будет то же, что с мешком. Ничего, что испачкались, тут рядом озера, вымоемся.

– Далековато от нашей деревни…

– Вот именно. Хорошо, что ты про мотоцикл вспомнил, потому мы только сейчас сюда и приехали. Едем на озера, там тихо и нет никого.

Его рука сжимает мое плечо. Мне вдруг становится так горячо, а сердце стучит так сильно…

Водная гладь впереди ярко блестит на солнце, которое пробивается сквозь кроны деревьев, густо обступивших озеро. Мы выпрыгиваем из одежды и падаем в прохладную воду – набрались пыли на чердаке, извозились на болоте, и теперь очень приятно смыть с себя грязь и пот… Крепкие руки сжимают меня, и наши тела прижимаются друг к другу, готовые снова слиться. И Игорь несет меня на песок, и я хочу, чтобы это было у нас долго, всегда.

– Ты моя, моя…

Да. Отныне и навсегда.

Мы молча смотрим друг на друга, потом одновременно улыбаемся. Я знаю, о чем он думает, потому что думаю о том же. У нас впереди ночь. И много таких дней и ночей. И лет.

– Терновая? – Игорь смотрит на меня. – Рита, а это, случайно, не…

Как же, случайно!

Витка, Валькина младшая сестра. Крутилась около нас, постоянно получала от Вальки пинков – маленькая, тощая, сопливая. Все время шпионила за нами и доносила. Мы прятались от нее, как от чумы, а у нее была дурацкая привычка – чуть что, сразу лезть в драку. Но поскольку силенок было маловато, а злобы через край, то доставалось ей на орехи не раз и не два на дню, а как карта ляжет.

– Рита, ты знала ее?

– Конечно, знала. Она была Валькиной сестрой, в одном доме жили. Путалась под ногами, маленькая сопливая вошь. И получала же она от нас когда-то!

– А теперь – жена заместителя губернатора. – Рустам ухмыляется. – Там такая краля – глаз не отвести! Витька окучивал ее в последнее время.

– Да бог с ней, мне и дела нет до нее. А с Литовченко они, получается, могли быть знакомы, возраст совпадает. Витка на три года младше меня.

Ну, да, училась со мной в одной школе, иногда на переменах я видела ее. Как-то раз Валька пихнул ее на лестнице, и она скатилась по ступенькам, ребра и ногу сломала, полтора месяца пролежала в больнице, не докучая нам, чему старший брат очень радовался. Жалел только, что совсем не убилась – хоть Витка была его сестрой, он ее терпеть не мог, а та, как на грех, ходила за ним по пятам, каждое слово ловила.

– Так, может, они с Литовченко давние подруги?

– Может… – Я обреченно вздыхаю. – Есть человек, который точно знает, так это или нет. Позвонила бы, да теперь не уверена, что мои телефоны безопасны.

– Я найду тебе безопасный телефон. – Игорь ставит чашки в мойку. – Все, Рита, едем, дел по горло. Собирайся, а я пока чашки помою.

– Пусть тебе Рустам поможет прибраться здесь.

Хоть какая-то польза от мужиков, потому что мыть посуду мне неохота. Мне и вообще ничего не хочется. Устроила себе выходной, называется! А на улице мороз, наверное, как в космосе…

– Вас подвезти? – Рустам крутит на пальце брелок от машины. – Холодно же.

– Так подвези, чего зря спрашивать.

Все залезаем в его «танк».

– Рита… – косит на меня глазом гитарист. – Я могу еще тебе позвонить?

– Звони. Только не устраивай мне больше истерик, я для них неблагодарная аудитория.

Игорь молча что-то обдумывает. На прощание они с Рустамом пожимают друг другу руки. Идиотский мужской ритуал! А ведь при случае подерутся, не моргнув глазом, я уверена.

– Вот тебе безопасный телефон, иди и звони, – тычет пальцем Панков.

– К телефонной будке я и сама бы добралась.

– Конечно. – Игорь озирается. – Давай, Рита, звони, кому хотела, и надо решать, что делать дальше.

Я снимаю перчатки и вставляю карточку. Вот ведь холод какой…

А если она меня не вспомнит? Я давно не звонила. А если ее уже…

– Слушаю вас.

Голос такой же, как раньше, и я узнаю его из тысячи… нет, из десяти тысяч других!

– Надежда Гавриловна, здравствуйте!

– Здравствуй, Рита.

Она не просто жива и здорова, но и сразу поняла, кто беспокоит.

– Надежда Гавриловна, как вы?

– А как в поговорке: полегчало нашей бабке – перестала дышать. – Собеседница смеется. И это тоже так знакомо, что мне кажется, и не было последних двадцати лет. Но они были. – Рита, ты откуда звонишь?

– Из дома. Надежда Гавриловна, я понимаю, что это нехорошо с моей стороны, но мне очень нужно знать одну вещь…

– Не надо лирических отступлений. Я к твоим услугам.

– Не помните ли вы Нину Литовченко из нашей школы?

– Ну, как же, помню, конечно. Я была ее классным руководителем, после того, как выпустила вас. Потом спихнула эту головную боль и взяла малышей. – Бывшая учительница вздыхает. – Недобрый ребенок, злой, завистливый. И дружила с такой же точно девочкой. Виту Терновую, сестру Валентина, ты знала.