– Все думали, что ты была за рулем машины.

– Какой еще машины?.. – не отпуская локтя Зака, я перевела взгляд на младшего брата Эйприл. Он еще никогда не казался мне таким высоким, я еще никогда не чувствовала себя такой мелкой, а Зак еще никогда не был ко мне так близок.

Спустя полчаса меня вызвали в кабинет директора школы, где у меня состоялся разговор с шерифом Маунтин Сайлэнс и агентом ФБР. Еще через два часа я с отцом и Итаном вывозили на загородную свалку наш затертый до дыр диван вместе с его пропахшими табаком подушками.

Насколько я была рада тому, что отец порвал с Глэдис, настолько не знала, как реагировать на то, что на его горизонте так быстро нарисовалась новая подружка. Причем не по себе мне было не столько от личности предполагаемой новой мачехи, а от того, что отец решил обсудить это со мной. Последние пять лет мы вообще почти не общались и уж точно ничего серьезнее повесившейся в холодильнике мыши не обсуждали. А здесь вдруг такое – серьезный разговор, да еще и по душам, по-настоящему…

– У нее на кухне занавески, полотенца, салфетки и даже чашки аквамаринового цвета, представляешь? – криво ухмыльнулся он, сидя на одной ступеньке со мной, на крыльце заднего выхода из нашего дома. – Когда ты пропала, мы с Итаном ночевали у нее, она была так подавлена тем, что Ками не приходила в себя… – каким же он был трезвым! Он вымыл и вычистил всё в доме, даже себя. Сидел теперь рядом со мной с вымытой головой, побритый, в чистой рубашке. Дикость какая-то. Такая приятная, что даже жутко. – Я пришел к ней в больницу с дурацким пакетом дурацких апельсинов. Не знаю, почему… – он встряхнул плечами. – Наверное, мне просто больше некуда было идти… Еще надеялся: вдруг Камелия очнулась и скажет что-нибудь про тебя? – я отвела взгляд в сторону. С какой стати Камелии Фрост что-то знать обо мне? Миленькая тихоня, вечно таскающаяся с книжками, протерла порог местной библиотеки, пока я сначала училась курить за школой, а потом бросала это дело за той же школой. Я тоже люблю читать, но если за последние пять лет я прочла от силы полсотни художественных книг, тогда Камелия Фрост, я убеждена, прочла не меньше двух сотен. Мы с ней из разных миров: она из “благородного чистого” – я из “благородного хулиганского”. Да, оказалось, что и “благородный хулиганский” мир существует. Вот Зери Гвала была из хулиганского, но далеко не благородного мира. Фракции в старшей школе Маунтин Сайлэнс сформированы очень чётко, и их гораздо больше, чем может себе представить местный шериф или приезжий агент ФБР.

– Я стал заходить к ней в “Гарцующего оленя”, чтобы помочь, – продолжал невозмутимо делиться со мной отец. – Ну там, знаешь, полки в подсобке поправить или лампочки где вкрутить. Просто так, не за деньги… А потом вдруг понял, что веду себя так потому, что просто хочу знать, что с ней всё в порядке и она нормально справляется с этим ужасом, случившемся с её дочерью. В общем, наверное поэтому я сжал зубы, но принял её предложение стать разнорабочим при её кафетерии. Ты ведь знаешь, я гордый. – “Да уж, знаю” – мгновенно пронеслось у меня в голове. – Работать на женщину, да еще и на ту, о которой ты вдруг захотел позаботиться, для меня это как-то… По гордыне моей бьет, что ли… Но на сей раз я оставил при себе свою гордость. – “А вот это что-то новенькое”. – Просто это лучший предлог, чтобы видеться с ней чаще. Буду таскать ящики с пивом, чтобы ей не надрываться, разгружать поставки из Дэф Плэйс, поддерживать электрику.

– Да ты на все руки мастер, пап, – без сарказма, на полном серьезе отозвалась я. – Конечно же у тебя всё получится. Да и потом, у тебя не было официальной работы со времен, как умерла мама. Будет здорово, если раз в месяц ты будешь получать не только пособие на нас с Итаном, и пару сотен за какой-нибудь мелкий столярный заказ, но еще и настоящую зарплату. Если ты и вправду, без шуток, бросил пить, во что мы с Итаном отчаянно верим, тогда того гляди, мы скоро на завтрак начнем есть не только яичницу, но и бекон.

 Отец одновременно и обрадовался моим словам и огорчился ими.

– Спасибо, что веришь в меня, – грустно заулыбался он. – И ты права, тебе не мешало бы поднабрать пару кило, а-то совсем у меня худая. Завтра же на завтрак у вас с Итаном будет бекон.

– У нас нет денег.

– Эшли Динклэйдж одолжила мне немного. С первой зарплаты отдам ей этот долг.

Эшли Динклэйдж, мать Челси, была одноклассницей отца. Всегда приветливая и улыбчивая, как она выдерживает сейчас то, что случилось в её семье? Я задумалась о Челси. У нее был третий размер груди и густые волосы, шелком струящиеся по её гладким лопаткам… Я всегда считала её красивее меня, худенькой, едва сумевшей отрастить второй размер груди, да и волосы я всегда подстригала так, чтобы они касались ровно моих остреньких плеч. Поэтому я была в самом настоящем шоке, когда два дня назад Зак Оуэн-Грин, вызвавшийся проводить меня до дома после кино, в которое мы сходили в компании его старшего брата и пары наших одноклассниц, все эти дни проводивший со мной так много времени (я думала, что это всё из-за моей резко возросшей популярности в качестве “выжившей” девушки) вдруг признался мне в любви. Сказал, что обратил на меня внимание еще три года назад, когда я выкрасила свои каштановые волосы в розовый цвет (хотела привлечь внимание Кирана Шеридана), сказал, что это он попросил Пэрис пригласить меня на вечеринку и что когда я дала своё согласие, он обрадовался, потому что хотел признаться мне в своих чувствах как раз в этот вечер, а потом случилось то, что случилось: Пэрис погибла, а моё тело, как все думали, унесло вниз по течению Колд Найф, да еще и Челси Динклэйдж, девушка, на чувства которой он не мог ответить, так как был заинтересован мной, тоже погибла.

Я слушала его с открытым ртом. Я почему-то представить себе не могла, что кто-то мог бы выбрать между мной и красоткой Челси именно меня. Я ведь не крашу губы блеском, пользуюсь только дешевым черным карандашом для глаз, у меня в ушах не блестят кокетливо длинные сережки, вместо них у меня коллекция из гвоздиков, мой гардероб состоит только из джинс и кедов, в то время как у Челси были такие красивые юбки и кожаные сапожки, что парни буквально слюной заходились. Да я даже на голову ниже нее (хотя и Зак был немного ниже Кирана)! Нет, я осознаю, что я весьма симпатична, недаром за мной таскается всё хулиганьё нашей школы, на которое мне откровенно наплевать, но чтобы такой парень как Зак Оуэн-Грин посмотрел на такую как я, да еще поверх Челси Динклэйдж, чистенькой и ухоженной красавицы… Для меня это казалось чем-то из разряда фантастики.

Когда губы Зака коснулись моих, из моей головы вылетело всё и в первую очередь Киран Шеридан. Тот самый Киран Шеридан, по которому я сохла с десяти лет, был забыт по одному щелчку. Еще сутки назад я страдала от того, что, придя в больницу с отцом, увидела Кирана сидящим у койки улыбающейся Камелии и держащим её за бледную ручку. Он тогда так быстро отдернул свою руку, когда заметил наше присутствие, что у меня мгновенно закололо в грудной клетке. Одна только мысль о том, что Камелия может стать моей сводной сестрой и одновременно забрать себе Кирана сводила меня с ума последние двадцать четыре часа. Сейчас же меня сводил с ума поцелуй Зака Оуэн-Грина. Я чуть не задохнулась от этого нашего пятиминутного – бесконечного! – поцелуя.