– Читай, Флора! – воскликнул Великий саган, сделав несколько шагов назад, чтобы оказаться в одном ряду с высшими сановниками Империи. – Мы ждём…

– Да-да. Сейчас…

«Дорогие сограждане! Братья и сёстры!.. Кому как не вам знать и чувствовать, какие бедствия несёт война в наши дома, какие раны оставляет она на наших душах. То, что наши близкие, наши отцы и сыновья, мужья и братья гибнут на фронтах, тоже отзывается болью в сердце, но там каждому, кто ещё не попадал в список безвозвратных потерь, судьба оставляет шанс выжить. Выжить и победить…»

Великий саган смотрел на неё с нескрываемым умилением, и казалось, что он вот-вот пустит слезу. Наместник по пропаганде многозначительно кивал в конце каждого предложения. Остальные старательно делали вид, что сосредоточенно слушают, хотя думал явно каждый о своём.

«…и воина делает сильным не только доблесть той армии, в рядах которой он сражается, не только совершенство и мощь того оружия, которое он держит в руках, не только вера в своего командира. Главное – чтобы он осознавал справедливость того дела, за которое он сражается, главное – уверенность в том, что правда на его стороне. Но разве можно представить себе, что правда на стороне тех, кто совершает бессмысленные массовые убийства, заведомо зная, что его жертвы беззащитны, беспомощны, что от них не исходит никакой угрозы?!»

Туртан едва заметно толкнул локтем рищу-гяшуша и указал ему на массивные золотые часы, висящие у него на шее. Однако наместник по разведке приложил палец к губам, давая понять военачальнику, что намерен дослушать речь до конца.

«…гнев, что рождается в наших сердцах, не должен обрушиться на тех, кто непричастен к этому кровавому преступлению. Безоглядная месть не только уподобляет мстителя преступнику, не только ведёт к гибели непричастных к злодеянию, но и спасает от возмездия тех, кто действительно виновен – тех, кто отдавал приказ об этом массовом убийстве, тех, кто наводил ракеты на цель, тех, для кого человеческая жизнь – лишь разменная монета в политической игре. Их-то и должна постигнуть неотвратимая кара».

Флора едва сдержалась, чтобы на этом остановиться, чтобы не произнести вслух окончания речи – тех слов, что она не могла доверить бумаге.

– Прекрасно! – одобрил рища-шурав. – Уверен, что и перед публикой ваши слова прозвучат с тем же пылом и с той же искренностью.

– Да! Конечно. Слово в слово…

7 сентября 2923 года, в 15 километрах от г. Харран

– Не желаете ли чего, почтеннейший господин Хаккам? – Секретарь бел-пахати округа Дибальт спрыгнул с подножки автомобиля, едва «Гумля» остановился на склоне горы, с которой открывался вид на огромный природный амфитеатр, почти до отказа заполненный разношёрстной толпой.

С окрестных склонов эта каменная чаша продолжала заполняться людскими ручейками, но для тех, кто добрался сюда слишком поздно, оставалось разместиться лишь на скалистом гребне, охватившем с трёх сторон место проведения митинга. Свободным оставался лишь охраняемый тройной цепью солдат пятачок на противоположной стороне амфитеатра – у подножия почти отвесной серой скалы, забраться на уступы которой отваживались лишь самые отчаянные. Посреди пятачка стояла наспех сколоченная трибуна, за которой было растянуто огромное полотнище имперского флага, по бокам установлены латунные воронки громкоговорителей, а чуть поодаль стоял окрашенный в песчаный цвет вагон на гусеничном шасси, от которого к трибуне тянулись провода. За спинами солдат выстроились оркестранты, не смея даже шевельнуться, прижимая к себе свои трубы, барабаны, литавры, флейты и лиры.

– Господин Хаккам ничего не желает, – холодно ответил Ашер Элиш, всем своим видом давая понять, что никому более не позволит досаждать своему непосредственному начальнику. – Как долго продлится митинг?

– Не более двух часов, господин Элиш, – торопливо ответил секретарь, с опаской поглядывая на руководителя миссии компании «Пуркана».

– Не забудьте, что бел-пахати обещал подписать все бумаги сразу же после того, как завершится это сборище.

– Конечно-конечно. Если только у высших сановников Империи не будет к нему никаких дел…

– Не выдумывай! Какие у наместников Его Величества, да живёт он вечно, могут быть дела к такой мелкой сошке.

– Я бы попросил…

– Убирайся!

Секретарь с недовольным видом удалился, петляя между подъезжающими один за другим авто с высокопоставленными участниками митинга. Вскоре весь склон был плотно уставлен машинами с открытым верхом. Свободным оставался лишь проезд – две колеи грунтовой дороги, ведущей прямо к установленной внизу трибуне. Все машины, водители которых мешкали на дороге, соображая, куда бы припарковаться, тут же разгоняли какие-то бойцы в униформе песчаного цвета, размахивая длинными жезлами и ничуть не стесняясь в выражениях. Похоже, им были абсолютно безразличны чины и звания тех, кто приезжал. Наконец, они выстроились вдоль проезжей части и замерли в ожидании кортежа с самыми важными персонами.

– Тиглат, – шепнула Вьорика, – наш дорогой господин Соуч так и не объяснил, что он имел в виду, говоря о какой-то Флоре. Может, сейчас сподобится – пока время есть?

– Можете не шептаться. Я всё слышу, – заявил с заднего сидения Соуч. – Кстати, мои слуховые рецепторы в несколько десятков раз чувствительнее, чем ваши уши. И Тиглат об этом прекрасно знает.

– Итак! – Вьорика оглянулась и заметила, что робот самодовольно улыбается.

– Я бы всё-таки попросил говорить на местном языке. Если кто-то услышит, как вы изъясняетесь – точно примут за шпионов. Вы когда-нибудь видели гнев разъярённой толпы? – Соуч посмотрел направо, кивнул и радушно улыбнулся.

Вьорика глянула туда же, и обнаружила, что рядом припарковался чёрный автомобиль, расписанный золотыми вензелями. Там на заднем сидении величественно восседала почтенная матрона, а два её охранника и водитель напряжённо озирались по сторонам.

– Кто это? – Вьорику несколько удивило поведение Соуча.

– Конкуренты, – ответил тот. – Почтенный аккум фирмы «Халля» госпожа Арбела Вардия.

– Ты тут уже всех знаешь? – ехидно поинтересовался Тиглат.

– Да, я систематизировал всю имеющуюся у нас информацию о рынке освоения освобождённых территорий. Вам, кстати, следовало сделать то же самое.

– Хватит трепаться, – прервала его Вьорика. – Так что там с этой самой Флорой?

– Итак… Флора Озирис. Восходящая «звезда» официальной имперской пропаганды. Сделала стремительную карьеру за считанные недели. Причём этим она обязана не чьей-то протекции, а исключительно внезапно пробудившемуся ораторскому таланту, просто гипнотическому дару убеждения, способности писать очень эмоциональные и грамотные тексты. Но, проанализировав все её выступления – как содержание, так и интонации, я пришёл к выводу, что говорит она совсем не то, что думает. Более того, все её речи – с двойным дном. Стоит заменить несколько слов, и пламенные патриотические выступления можно превратить в отъявленную крамолу. По моим расчетам, именно сегодня она и планирует это сделать.