– Что сделать? – переспросил Тиглат.

– Вы так и не поняли? Вероятность девяносто три процента, что она сегодня принесёт себя в жертву ради нескольких слов правды, которые достигнут каждого уха.

– Господин Соуч, а у тебя с мозгами всё в порядке? – еле слышно произнёс Тиглат, оглянувшись на робота.

– А вот это видели? – Соуч протянул ему блокнот в кожаном переплёте, раскрыв который, Тиглат обнаружил крохотный монитор, на котором проступило изображение женского лица. – Эта запись сделана одним из наших «комаров» два часа назад. Прислушайтесь. Там и звук есть.

«Во всяком случае, тех, кто мог видеть имперские опознавательные знаки на ракетах, необходимо срочно ликвидировать, господин туртан. Я не хочу повторить судьбу своего предшественника. Вы же знаете – император ничего не прощает.

– Я вас понимаю, господин рища-гяшуш. У нас ещё есть пара часов. Я дам все необходимые распоряжения».

По мере того, как откуда-то из-за кадра доносились эти голоса, менялось выражение лица женщины. Оно побледнело, губы плотно сжались, скулы напряглись, расширились глаза, в которых можно было прочесть целый ураган чувств – от ужаса до ненависти и решимости.

– Господин Соуч, ты уверен, что она именно сегодня… – Тиглат не закончил фразы и пристально посмотрел в глаза роботу.

– И ты считаешь, что её нужно спасти? – спросила Вьорика. – Ты чувствуешь к ней симпатию? Сострадание? Что?

– Ах, Сурия! – Соуч специально произнёс это имя погромче – так, чтобы участники митинга, сидящие в соседних авто, услышали его, но продолжил еле слышно: – Дело не в моих чувствах. Вы прекрасно знаете, что моя программа хоть и предусматривает их наличие, но категорически не позволяет давать им волю. Так что никаких чувств. Только расчет. Вы наверняка слышали легенду о Флоре Далл-Озирис, матери владыки Кроса, царя, при котором Кетт полторы тысячи лет назад обрёл наибольшее могущество? Нет? Это неважно. В скрижалях Шумуна, жреца храма семи ипостасей Мардука, судьи богов написано: «И явился ей перед смертью Шамаш – Мардук справедливости, и изрёк он, что смерть ей ниспослана не по гневу богов, а затем, чтобы вернуть её к жизни в те времена, когда царство постигнут великие бедствия. И встретит она достойного мужа-воителя, и родит сына, который спасёт страну, вернёт Кетту былую гордость, воссоздаст из пепла его величие, вернёт ему уважение иных народов и внушит страх его врагам…» Ну и так далее. По преданию, она лежит в алмазном склепе, дожидаясь своего часа в Тигриных горах, а явится народу Кетта, когда придёт её час, когда бедствия станут нестерпимы, когда иной надежды уже не останется. Большинству повстанцев, которые сейчас отсиживаются в Тигриных горах, конечно, по боку древние легенды, однако среди них есть и фанатики, что продолжают неустанно искать в пещерах этот самый алмазный склеп. Правда, даже среди них искренне верующих – не больше половины. Остальных влечёт то, что склеп – алмазный. Но представляете, что будет, если они его найдут? Можете себе вообразить, что произойдёт, если Флора Далл-Озирис действительно воскреснет?

– Ты веришь, что местное население настолько набожно и суеверно? – Тиглат вскользь глянул на Соуча. – А по-моему, у большинства на уме только одно: как бы забиться поглубже в норку. Фанатики, герои и маньяки – не счёт. Их немного. Их вообще много не бывает.

– Ах, профессор, – ответил Соуч с укоризной. – Вы недооцениваете этих людей. Вы не представляете, как настоящее чудо может изменить настроения в обществе, на какие подвиги, на какое самопожертвование может оно толкнуть тех, кто желает, чтобы в их жизни появилась хотя бы крупица смысла.

– Так что ты предлагаешь? – Вьорика почувствовала, что план, рождённый позитронным мозгом, пробуждает в ней противоречивые чувства: с одной стороны – досаду, что ей самой ничего подобного в голову не пришло, с другой – тихий восторг от того, что появился призрачный шанс изменить ход истории этого мира.

– Всё будет зависеть оттого, решится ли она…

– А если решится?

– Тогда – немедленная эвакуация по аварийному плану, – твёрдо ответил Соуч. – Только вы уж сами дайте соответствующие директивы нашему уважаемому штурману. Меня-то он слушать не будет.

– Не надо никаких директив, – заявил Тиглат. – Достаточно будет аварийного сигнала, и здесь все заснут в радиусе пяти километров.

– Только сами не отрубитесь, а то мне придётся одному убеждать нашего уважаемого штурмана в том, что Флору необходимо взять на борт. Держите фильтры под рукой или заранее воткните их себе в ноздри. – Господин Соуч с обиженным видом откинулся на спинку сидения.

– Себе куда-нибудь их засунь! – раздался из динамика радиоприёмника приглушённый голос Клима. – Я всё слышу, профессор. И вы доверяете этой железяке?

– Подслушиваешь? – тут же возмутилась Вьорика. – И давно?

– Не подслушиваю, а нахожусь на связи, – сдержанно отозвался Клим. – С самого начала.

В этот момент со дна каменной чаши донеслось пение фанфар – прозвучали первые аккорды величественного имперского гимна. На единственной дороге, ведущей к трибуне, появился кортеж автомобилей. Над первой машиной развевалось красно-жёлтое полотнище имперского знамени с изображением натянутого лука, охраняемое взводом гвардейцев, стоящих в кузове вокруг древка с обнажёнными палашами. Затем следовали повозки наместников и командующего Западной группой войск.

– Кланяйтесь! – Соуч поднялся в полный рост, прижал скрещённые ладони к груди, отвесил глубокий поклон и замер в таком положении, когда имперское знамя приблизилось на расстояние сотни локтей. Профессор и Вьорика торопливо последовали его примеру.

Все, кто находился в нескольких сотнях транспортных средств, заполнивших пологий склон каменной чаши, точно так же приветствовали имперское знамя и оставались в согбенной позе, пока мимо не проезжал автомобиль, в котором стояли, держась за поручни, жилистый высокорослый старик в белой хламиде и стройная женщина в чёрном облегающем платье с глубоким декольте.

Соуч снова избавил их от ошибки, которая могла стать роковой. Только теперь до Вьорики дошло, насколько они с профессором не были подготовлены к этой миссии. Тиглат, похоже, понял это ещё раньше.

Кортеж со знаменем под грохот оркестра спустился вниз, прежде чем остановиться, дважды объехал подмостки, а потом к массивному микрофону подошёл молодой человек в парадном кафтане, и гомон толпы начал постепенно затихать.

– Сегодня у всех подданных империи скорбный час, – произнёс юноша хорошо поставленным сочным голосом, который разнёсся по всему амфитеатру. – В результате варварской бомбардировки, устроенной беспощадным врагом, погибли десятки тысяч наших соотечественников, мирных людей, которые были виновны лишь в том, что любили свою Родину, хранили преданность традициям и верность Государю, да живёт он вечно! Сейчас мы оплакиваем их, провожаем в лучший мир души погибших и предаём земле их тела. Но каждый из нас, выживших, знает, что не только скорбью полны наши сердца, но и жаждою отмщения. Никогда раньше враг не показывал так откровенно своего истинного лица…