Нужно полагать, что телеграмма была рассчитана на доверие итальянцев, что и было достигнуто. Можно себе представить, что творилось в Риме, когда сюда поступило сообщение, что по инициативе Гробба с германской стороны решено в течение 24 часов сформировать «Арабский легион». Причем итальянцы представили дело так, будто муфтий и аль-Гайлани возмущены таким решением Германии и с большим трудом согласились с ним. Министр иностранных дел Италии Чиано немедленно сообщил об этом Муссолини. Дуче выразил свое «чрезвычайное удивление», тем более что он совсем недавно договорился с аль-Хусейни о формировании «Арабского легиона» и уже согласовал с ним отдельные детали.

Итальянское военно-политическое руководство, очевидно, допускало, что Германия «удовлетворится небольшим центром подготовки в Греции», но продолжало интересоваться деятельностью немцев на мысе Сунион. Вскоре итальянская разведка установила, что немцы самым беззастенчивым образом обманывают своих союзников и что под руководством генерала Фельми в Греции начато формирование «Арабского легиона». Итальянскому Министерству иностранных дел стало известно, что «Гробба предпринимает попытки склонить муфтия и аль-Гайлани сконцентрировать свою деятельность исключительно в пользу Германии». Об этом поставлен в известность германский посланник фон Бисмарк. Но ни генерал Маррас, ни Чиано, ни сам Муссолини так и не добились истины от германского руководства.

Руководители немецкой разведки сообщили итальянцам, что вербовка находящихся в Германии военнопленных арабов приостановлена. Однако это не соответствовало действительности. Фактически в этот период нацисты стремились к ускоренному и весьма значительному увеличению германо-арабских сил под замаскированным названием «германо-арабского учебного подразделения».

Германо-итальянское соглашение относительно арабских и индийских военнопленных не устранило разногласий между двумя агрессорами. Это обнаружилось сразу же после того, как державы «оси» перешли в наступление на советско-германском фронте и в Северной Африке. Успешно начавшееся для Третьего рейха летнее наступление 1942 года и связанные с ним экспансионистские устремления правящих кругов Германии и Италии в военном, экономическом и политическом отношениях еще более углубили противоречия между ними.

Как отмечал Т. Хаттори, «возможности ведения войны Италией во многом „зависели“ от Германии»[91]. Еще весной 1941 года ОКВ перебросило на север Африки, в Ливию, танковый корпус под командованием генерала Роммеля, который в январе 1942 года вытеснил английские войска из Бенгази. Египет оказался под угрозой итало-германского завоевания. К лету 1942 года германское командование подготовило новое наступление на Египет. Известно, что Африканский корпус генерала Роммеля после захвата Тобрука 20 июня 1942 года и вклинения в глубь Египта на 400 км (до Эль-Аламейна) готовился к прорыву в страны арабского Востока и выходу на подступы к Индии[92]. Российские историки дали правильную оценку событиям 1941–1942 годов на северо-западе Африки. В частности, Б. Г. Сейранян писал: «Убедившись в полной неспособности итальянской армии изменять соотношение сил в пользу держав „оси“ на Ближнем Востоке, в марте 1941 года Гитлер перебросил в Ливию Африканский танковый корпус во главе с генералом Роммелем». Как видим, одна Италия, без вмешательства германских войск, не смогла добиться успеха на севере Африки.

Хотя Северная Африка де-юре находилась под итальянским Верховным командованием, де-факто было совершенно иначе: Генеральный штаб сухопутных сил нацистской Германии обеспечил себе руководящую роль и на этих театрах войны. Отечественные военные историки трактуют эти события так: «В военных действиях на Средиземноморском театре с 10 июня 1940 года до лета 1941 года воюющие стороны не смогли достичь поставленных целей. Фашистская Италия, стремившаяся установить господство на Средиземном море и захватить выход из него через Суэцкий канал, терпела поражение. Нацистская Германия была вынуждена посылать ей на помощь свои силы с других театров».

Поэтому в агрессии на Ближний и Средний Восток через Кавказ — Иран, Германия наряду с другими важными задачами преследовала еще одну важную цель — овладеть без Италии богатейшими нефтеносными районами[93].

В этой связи небезынтересно проследить позицию нацистской Германии по отношению к предложению Рашида Али аль-Гайлани на присоединение к Ираку территорий иранской провинции Хузестан, богатых нефтью. Дело в том, что еще 31 мая 1942 года Риббентропу вместе с запиской «О странах арабского региона на Ближнем Востоке» посланником Германии в Тегеране бригадефюрером СС Эттелем был представлен и другой документ — записка «О территориальных притязаниях Ирака к Ирану», из которой вытекала еще одна чрезвычайно важная для германского режима проблема, раскрывавшая его экспансионистские планы на Ближнем и Среднем Востоке.

Прежние иракские правительства желали включить значительную часть иранской провинции Хузестан в состав Ирака. Рашид Али аль-Гайлани еще во время переговоров с Муссолини в Риме поднимал вопрос о присоединении части Хузестана к Ираку, делая упор на то, что река Шатт-аль-Араб должна стать арабской рекой. Дуче положительно отнесся тогда к этой идее. Однако Гитлер в этом вопросе занимал осторожную позицию в силу того, что указанный пункт противоречий между двумя странами представлял собой проблему большой политической важности. В Хузестане находилась богатейшая нефтеносная область Ирана с центром в Абадане, являвшаяся вотчиной англо-иранской нефтяной компании. Из абаданских месторождений «ежегодно» выкачивалось свыше 12 млн тонн нефти.

Для Англии «потеря Абадана и островов Бахрейн вызвала бы катастрофические последствия, поскольку это резко сократило бы ее военный потенциал» и, вероятно, «сделало бы невозможным продолжение боевых действий в некоторых районах». О том, какое громадное значение придавало правительство и высшее военное командование Великобритании нефтеносному району Абадана, свидетельствует следующая оценка Комитета начальников штабов, данная в июле 1942 года: «Захват Киренаики и Триполитании явился бы лучшим вкладом в дело обеспечения безопасности на Среднем Востоке. Но даже в худшем случае, если русский фронт все-таки был бы прорван, а достаточные резервы не удалось бы перебросить, целесообразнее было удерживать район Абадана, даже рискуя потерей Египта, поскольку главная цель всех наших усилий на Среднем Востоке заключалась в обороне источников нефти и морских коммуникаций, по которым она вывозилась в метрополию». Уже после вторжения германских армий на Кавказ на совещании Комитета начальников штабов в Каире (начало августа 1942 года) было единодушно решено, что «Абадан имеет гораздо большее значение, чем Египет», и потому «Комитет начальников штабов считал необходимым любой ценой удержать Абадан»[94].