– Иваныч, ты чего? – совсем «выпал в осадок» горе-охранник. – Это же мы…

– И что? Уговаривать вас? Чтобы вы мне башку снесли? Давай автомат положи, а то выстрелит нечаянно…

Павел таки дернулся, но тут же получил удар прикладом и свалился рядом с братом.

– Серега, давай наверх! Там сбоку, через кухню, дверь открыта.

– Иду.

Я забросил дробовик на плечо, а оба рюкзака потащил в руках.

Калитка была открыта настежь еще до меня. Я обошел дом и увидел крыльцо под козырьком и открытую дверь. На огороде за домом было вскопано несколько грядок – видимо, охранники использовали избыток свободного времени для улучшения собственной кормовой базы.

В доме был разгром и кавардак. Очевидно, с тех пор, как во время какой-то из Кар крыша дома была разрушена, никому и в голову не приходило хоть немного тут прибраться. Посередине большой кухни, куда я попал, высилась куча из кирпичей, бетонных обломков и строительного мусора. Я поднял голову и увидел, что как раз над ней находится большая дыра. Кусок льда пробил и крышу, и бетонное перекрытие второго этажа – в одной плите зияла дыра, соседняя встала боком, защемленная одним концом в стену. Как они не боятся под ней ходить, она же в любой момент может рухнуть?.. То, что лед способен пробить бетон, я бы и сам раньше не поверил, но таких домов я видел уже сотни. То, что и тут основной удар нанесла замерзшая вода, подтверждало отсутствие подходящего по размерам камня в куче мусора.

Я выбрал место посуше и оставил оба рюкзака, чтобы не тащить их наверх. Рыжая, не отходившая от меня ни на шаг, потянула носом и чихнула. В доме пахло табачным дымом, штукатуркой и сыростью.

– Не нравится? – спросил я. – Ладно, пошли посмотрим, что там Иваныч делает.

Из кухни дверь вела в квадратный холл. Прямо – дверь на улицу, направо – гостиная с камином и стареньким диваном. Нам налево, к лестнице на второй этаж.

Так же, как и усадьба Иваныча в Моченых Дворах, этот дом был выстроен основательно, что называется, на века. Лестница была под стать – не только красивая, но и прочная. Основа была сделана из черненого кованого металла, а ступени – из массивных дубовых плах, покрытых лаком. Правда, теперь лакировка осталась только снизу – верх вытерли ногами и заляпали грязью. Зато, когда мы поднимались, ни одна ступень не скрипнула.

На втором этаже, где находился схрон охотников, хозяин планировал со временем сделать жилые комнаты, да, видно, не успел. С одной стороны вертикальные опоры стропил были забраны фанерными листами. Но остальная часть кровли так и светилась деревянными ребрами. За десять лет практически под открытым небом стропила потемнели, а снизу, где соприкасались с бетоном, покрылись плесенью и почернели.

Зато вся поверхность бетонных плит перекрытия была почищена и чуть ли не выметена – я понял, что куча мусора внизу как раз отсюда: обломки кровли просто сбросили вниз, чтобы не мешали ходить.

У окна уцелевшей торцевой стены стояли два кресла. Судя по зеленому в красный цветочек цвету обшивки, это часть гарнитура из гостиной. Кроме этого, в углу на куске картона от коробки лежал замызганный до черноты матрас – как видно, у братьев хватало ума спать только по очереди. У матраса стоял красный пластиковый ящик, в каких в магазины раньше привозили молоко. На нем открытая банка консервов, половина тушки вареного зайца и четыре картофелины.

Один из братьев со связанными бельевой веревкой руками лежал на матрасе лицом вниз. Это был Роман, потому что Павла Иваныч как раз заканчивал связывать. Он подхватил его подмышки, подтащил к фанерной стене и прислонил спиной.

Парень начал приходить в себя.

Он открыл глаза и непонимающим взглядом обвел помещение. Постепенно приходил в себя, пока не сощурился на Иваныча:

– Что ж ты, сука, делаешь? Я ведь доложу Андреичу, он тебя уроет!

– Ты про себя думай, герой, – насмешливо сказал Иваныч. – С Иваном я и сам как-нибудь разберусь, ладно?

Тут до Павла наконец дошло, что собственные проблемы действительно должны волновать его намного больше – ведь охрану не зря вырубают при исполнении служебных обязанностей.

– Что вы от нас хотите? – выдавил он угрюмо.

– Совсем другое дело! – обрадовался Иваныч. – А то пугать меня вздумал… Помощь твоя нужна, Паш. Ты как, кстати? Оклемался? Голова не болит? В глазах не темнеет?

– Иваныч, хорош, а? Что нужно-то?

– А в город провести, на площадь. Ну, помочь там, если понадобится. И обратно без происшествий вернуться.

– Зачем это?

– А вот это не твоего ума дело.

Павел покачал головой, но тут же поморщился, видно, Иваныч все же крепко его приложил. Ромка так только начал ворочаться и мычать. Павел бросил на него встревоженный взгляд, а я подошел и перевернул лежащего парня на бок. Ромка захрипел и открыл глаза. Ну и славно – значит, через несколько минут придет в себя.

– А если я откажусь? – нахмурился Павел.

– Это с чего это вдруг? – удивился Иваныч.

– Или поведу, а там сдам?

– Так ты Серегу поведешь, а я тут с Ромкой останусь. Сечешь?

Павел сплюнул перед собой:

– Сволочь ты все-таки.

– Не без того. Как и ты, кстати, и все мы. Пожрать послаще да поспать побольше… Кто бы спорил, я не буду. Ну, так как? Согласен?

– А есть варианты?

– Ну, в общем-то, нет. Отдыхай пока. Вы, смотрю, уже поели?

– Нет, только собирались…

– Ладно. Сейчас я тебя развяжу, поешь спокойно. А то от голода злой будешь, еще мысли глупые в голову полезут… Сереж, развяжи его.

Иваныч прислонил свою винтовку к одной из стоек стропильной конструкции подальше от обоих братьев и взял в руки один из автоматов Калашникова, ставших теперь бесхозными. Иваныч передернул затвор и предупредил:

– Только давай без глупостей, Паша, ладно?

Я развязал Павлу руки и помог подняться. Он немного пошатывался, пока шел к ящику с едой, но в целом выглядел нормально. Павел поел, то и дело поглядывая на брата. Ромка уже пришел в себя и, ничего пока не понимая, таращился то на брата, то на нас с Иванычем.

– Что за хреновня? – спросил он хриплым голосом.

– Сторожить надо, а не ворон считать, сколько раз я вам говорил, – усмехнулся Иваныч. – Да ты не волнуйся. Если все будет нормально, через часика три-четыре будете свободны.

После того как Павел съел половину того, что братья припасли на ужин, я опять связал ему руки и развязал Романа. Ему явно кусок не лез в горло, но он впихнул в себя все до последней крошки – еда в Лисинске ценилась. Судя по бледному лицу, у него было легкое сотрясение мозга.

Я опять связал ему руки и уложил на матрас – пусть отдыхает. Мы с Иванычем отошли в дальний угол, впрочем не спуская с братьев глаз.