Лициний покачал головой.

— Они не станут, увидев мою униформу.

— Отлично. Если услышите, что я зову о помощи, сразу же приходите. Эадульф, ты пойдешь со мной.

Эадульф был растерян.

— Куда? — спросил он.

— Задняя стена амбара смотрит на реку. Там как раз есть деревянный причал. В лунном свете его видно сквозь проход вдоль дома. Мы спустимся и войдем в амбар с той стороны. Я должна узнать, в чем он замешан.

Сказано — сделано, и Фидельма быстро зашагала вниз по проулку, а Эадульф поплелся за ней. Лициний смотрел им вслед, немного дивясь тому, с какой покорностью Эадульф повинуется приказам женщины. Потом вытащил меч и не торопясь направился к лектикуле.

Носильщики, заметив его, насторожились. Один из них уже успел зажечь фонарь, чтобы освещать дорогу обратно. Однако разглядев его униформу, они казалось, успокоились. Лициний подумал, что если их хозяин и занят чем-то дурным, то они, судя по всему, об этом не подозревают.

Тем временем Фидельма и Эадульф осторожно крались вдоль стены к причалу.

Уже слышны были голоса, горячо спорившие о чем-то.

Фидельма аккуратно перелезла через борта причала, радуясь, что плеск речных волн о деревянные опоры заглушает их шаги.

Она остановилась у двери, которая неожиданно оказалась незакрытой. Из помещения доносились звуки голосов, то повышавшихся, то затихавших в перебранке. Язык, на котором говорили, был совершенно незнаком Фидельме; она различила в темноте лицо Эадульфа и преувеличенно пожала плечами; тот в ответ тоже поднял и опустил плечи, показывая, что понимает не больше, чем она.

Фидельма заметила тусклый свет внутри и рискнула приоткрыть дверь в амбар чуть пошире.

Склад был просторный и почти пустой.

У дальней стены за столом сидели трое мужчин; от потрескивающей лампы на столе исходил зловещий свет. Также на столе стояла амфора, на вид полная вина, и несколько глиняных чаш. Корнелий держал в руке одну такую чашу и потягивал вино. Остальные не пили. В тусклом мерцании лампы они казались Фидельме смутно знакомыми.

Приглядевшись, она вскоре узнала в них арабов по темным лицам и просторным одеждам.

Было ясно, что они спорили на своем языке, который Корнелий тоже понимал и которым свободно владел.

Вдруг один из них положил на стол что-то, завернутое в ткань. Он указал на сверток Корнелию. Тот склонился над столом и развернул ткань. И Фидельма увидела книгу. Корнелий достал из-за своего стула мешок, запустил в него руку и вытащил оттуда один потир.

Фидельма мрачно улыбнулась.

Было очевидно, что совершается какая-то сделка. И загадка начала мало-помалу проясняться в голове Фидельмы.

Пока Корнелий внимательно изучал фолиант, один из арабов рассматривал потир.

Эадульф, согнувшись, прятался за спиной Фидельмы и не мог разглядеть, что происходит; он успел только вскрикнуть от неожиданности и испуга, когда она вдруг поднялась на ноги, распахнула дверь и вошла в комнату.

— Ни с места! — воскликнула она.

Эадульф поспешно, спотыкаясь, зашел вслед за ней и заморгал от представшей его глазам сцены.

Корнелий Александрийский сидел, словно пригвожденный к месту, и был бледен как мел, поняв, что его обнаружили.

— Тауба! — воскликнул один из арабов, вскочив и потянувшись рукой к большому изогнутому кинжалу на поясе.

— Стой! — закричала снова Фидельма. — Дом окружен. Лициний!

Лициний снаружи прокричал в ответ.

Арабы переглянулись и, словно по команде, один из них сбросил со стола лампу, а второй кинулся к мешку. Во внезапной темноте Фидельма услышала, что стол перевернулся. Дверь распахнулась, в комнату проник слабый свет, и она услышала, как за дверью Фурий Лициний взвыл от боли.

— Эадульф, свет! Быстро!

Послышался щелчок кремня, и из мрака возник Эадульф с высоко поднятой свечой.

Арабов не было, Корнелий же так и сидел неподвижно на стуле, понурив плечи и вцепившись в книгу. Стол был действительно перевернут, но мешка нигде не было.

Фидельма подошла и склонилась, чтобы вынуть книгу из трясущихся пальцев Корнелия. Как она и ожидала, это был медицинский трактат на греческом языке, на вид древний.

— Эадульф, посмотри, что с Лицинием, — велела она, переворачивая стол обратно.

Эадульф с тревогой покосился на Корнелия.

— Корнелия мне бояться нечего, — сказала она. — Я боюсь, что с Лицинием что-то случилось.

Эадульф бросился к двери.

Фидельма услышала, как он переговаривается с кем-то — как она поняла, с носильщиками, растерянными и не понимающими, что происходит. Она стояла молча и глядела на удрученного Корнелия. За дверью Эадульф велел носильщикам стоять на месте и ждать.

— Скорее всего ничего опасного, потому что он убежал по дороге в погоню за теми двумя, что ушли, — объяснил он, вернувшись через минуту.

— Ну что же, Корнелий Александрийский, — спокойно сказала Фидельма, — вам ведь есть что объяснить, не правда ли?

Медик еще больше понурился, уронил подбородок на грудь и глубоко вздохнул.

Секундой позже появился Лициний, раздраженно мотая головой.

— Удрали, как кролики, — с презрением объяснил он.

— Вы в порядке?

— Да, — сказал он уныло. — Ударили меня — нечаянно, когда рванулись в дверь, и чуть не сбили с ног. Теперь их так не найти, если только этот не расскажет.

Он коснулся Корнелия концом меча.

— Это ни к чему, тессерарий, — пробормотал тот. — Честное слово, я не знаю, куда они ушли. Вы должны мне поверить!

— Почему мы должны вам верить? — спросил Лициний и снова ткнул в него мечом.

— Клянусь святым крестом, я не понимаю, почему вы не допускаете, что я говорю правду? Они связались со мной и назначили встречу. Я не знаю, откуда они.

Фидельма видела, что он не лжет. Он был все еще потрясен тем, что его застали врасплох. И обычная его наглость улетучилась.

Эадульф поднял упавшую лампу, увидел, что не все масло из нее вылилось, и зажег ее от свечи.

— Эадульф, налей вина доброму медику, пусть он немного придет в чувство, — велела Фидельма.

Тот безмолвно налил в бокал вина из амфоры, которая, к счастью, уцелела после падения со стола, и вручил греку. Врач насмешливо поднял его, с иронией произнес «Bene vobiscum!»[10]и залпом осушил бокал. Казалось, прежний задор к нему отчасти вернулся.

Вдруг Фидельма наклонилась и подобрала с пола потир, очевидно, выпавший из мешка, который схватил один из арабов, когда вскочил на ноги. Убегая, они не собирались оставлять ничего из своей добычи. Фидельма села напротив Корнелия, а Эадульф стоял рядом с ней.