Нужно уходить, — говорит Эмари.

Да, — соглашается Норра, но продолжает бродить тУДа-сюда. Она пинает дымящийся остов моноцикла, толкает ногой локоть пыльного трупа хаттского раба. Напарница снова пытается ее позвать, предупреждая, что неиз- нестно, долго ли еще будут молчать турболазеры.

Норра...

Я знаю.

Нужно уходить.

Да знаю я!

Мы можем вернуть его. Его и Слоун.

Как? — с тоской, отчаянием и злостью спрашивает Норра. — Мы понятия не имеем, куда или зачем они улетели. У нас больше ничего не осталось, Джее. Мы были так близки к цели, но потом... — Она взмахивает рукой, хватая воздух. Новые слезы угрожают оставить свой след на ее измазанных грязью щеках.

Охотница не знает, что ответить.

Ей хочется обнадежить подругу, но не хочется и лгать. Потеря Слоун и Брентина означает, что надежда угасает с каждой секундой.

И вдруг...

Раздается похожее на отрыжку шипение, и туша хатт- ши переворачивается. Норра вскрикивает. Джее отшатывается, шепча старое иридонское проклятие, и вскидывает винтовку, нацелив ее на слизнячку.

Ниима шарит лапами по земле, пытаясь подняться. Из дыр на ее теле вязкими струйками сочится темная кровь.

Уба, забрак! Нолая баюнко! — булькает она на какой-то древней разновидности хаттского. Тело выпрямляется, затем, извиваясь, скользит по трупам рабов. Каждое движение сопровождается мучительными стонами.

Норра бросает на Джее панический взгляд, как бы спрашивая: «Что будем делать?»

Эмари тревожно пожимает плечами — мол, посмотрим.

Наконец хаттша, похоже, находит то, что искала. Она поднимает с земли черную коробочку-переводчик и кожистой лапой пришлепывает ее на грудь, где та прилипает к подсохшей клейкой крови.

Ниима снова ревет по-хаттски, но на этот раз из коробочки сквозь треск помех доносятся скрежещущие слова перевода: «ТЫ, ЗАБРАК! ТЫ БЫЛА В МОИХ ПЕЩЕРАХ!»

Верно, — кивает Джее, не опуская винтовку.

«И ВОТ ТЕПЕРЬ ТЫ ЗДЕСЬ».

И это... тоже верно.

«МНЕ СЛЕДУЕТ УБИТЬ ТЕБЯ И СОЖРАТЬ».

Черный язык хаттши облизывает похожую на щель пасть. Единственный глаз рефлекторно моргает от попавшей в него струйки свежей крови.

Вряд ли ты сейчас в состоянии это сделать.

Слизнячка оглядывает себя, затем смотрит на трупы

вокруг. Ее червеобразное тело обмякает, будто бы уклончиво пожимая плечами.

«ДА. ВОЗМОЖНО, ТЫ ПРАВА. ПОМОГИ МНЕ - И Я ПОМОГУ ТЕБЕ».

Джее и Норра молча переглядываются, затем Норра едва заметно кивает: «Что ж, ладно».

Чего ты желаешь, о великая и могущественная Ниима? — спрашивает Джее, придав голосу слегка почтительный тон.

«ДОСТАВЬТЕ МЕНЯ В МОЙ ХРАМ».

И что мы получим взамен?

«Я МОГУ ДАТЬ ВАМ КОДЫ ДОСТУПА».

У нас уже есть коды.

«НЕТ. ОТ ИМПЕРСКОЙ БАЗЫ».

Что ж, вот и ответ.

Норра, поднимай челнок, — кивает Джее. — Отвезем Нииму домой.

ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ТРЕТЬЯ

— Кондер! — вскрикивает Синджир, с судорожным вздохом отрывая лицо от жесткой булыжной мостовой переулка. Подбородок его липкий от крови, на губах ощущается медный привкус. Перед глазами машет чья-то рука.

Взгляд его проясняется, и он обнаруживает стоящего перед ним Теммина.

Рыча, Рат-Велус хватается за протянутую руку, и парень помогает ему встать.

Что... — кашляет Синджир. — Что случилось?

Не знаю, — отвечает Теммин. — Грэлка куда-то ускользнула, и я попытался последовать за ней, но что-то заблокировало мой комлинк.

Остальные? — спрашивает Синджир. Задрав голову, он видит над головой небо цвета лаванды. Уже утро. Сколько он провалялся без чувств? — Где они?

Тоже не знаю. Не могу ни с кем связаться. Я свернул за угол и нашел тебя лежащим посреди переулка лицом вниз.

«Уже не в первый раз», — думает Синджир.

К нему возвращаются воспоминания о прошлой ночи — как он ждал в «Иззике», потерял из виду Ашмина Эка, а потом увидел Эка и Нима Тара в переулке за мгновение до того, как кто-то врезал ему сзади по старой черепушке, погрузив в долгий сон в грязи. Это явно что-то доказывает. Но что?

Они находят Соло в мусорном баке позади посадочной площадки, где стоял — но больше не стоит — корабль Дора Ваидо. Хан жив, и особых усилий, чтобы привести его в чувство, не требуется — хватает нескольких легких шлепков по щеке. Недовольно ворча, он выбирается наружу.

И почему я каждый раз оказываюсь среди отбросов? — спрашивает он и, не дождавшись реакции, задает очередной вопрос: — Что, никто даже не пошутит на этот

счет?

Что-то ничего остроумного в голову не приходит, — говорит Синджир. Нервы его напряжены до предела, воображение подбрасывает одну за другой тревожные картины, в которых Кондер попадает во множество неприятных ситуаций. — Просто... расскажи, что случилось.

Гм... — Соло вытряхивает из волос полусгнившую зелень. — Я пошел следом за теми бандитами. Хотел пробраться на корабль, но там оказался четвертый, который подкрался ко мне сзади и... — Он хлопает в ладоши. — Всадил оглушающий заряд в спину. А потом меня выкинули вместе со вчерашним мусором.

Теммин снимает с левого плеча Соло нечто похожее на лапшу.

Синджир собирается что-то сказать...

И тут из его комлинка раздается треск.

«Кондер!»

Но это Джом.

...ть кто? Я... — (Снова помехи.) — ...кое-что сделал... — (Шипение, треск.) — ...на «Соко...»

- Похоже, лучше бы нам поспешить к «Соколу», — говорит Соло.

Джом ждет их на «Соколе Тысячелетия». И он не один.

Рядом с ним за голошахматной доской сидит сенатор Ритало с Фронга. Руки фронга — длинные, голубые и усеянные присосками — связаны чем-то наподобие электрического провода. Лицевые трубочки дрожат и дергаются, большие черные блестящие глаза сужаются при виде вошедших. Джом сидит, обняв сенатора одной рукой. Волосы бывшего спецназовца растрепаны, по всему видно, что он на грани: еще немного — и из него посыплются искры, словно из поврежденной проводки. «Вполне могу его понять, — думает Синджир. — Мы ведь целую планету готовы сжечь ради спасения тех, кто нам дорог, — разве не так?»

Джом, — медленно, будто обращаясь к ребенку, говорит Синджир. — Что ты сделал?

Ничего особенного, — отмахивается тот. — Ладно, может быть, спровоцировал мелкий межгалактический инцидент. Может быть. Но наверняка ничего такого, чего нельзя было бы простить и забыть.