litbaza книги онлайнИсторическая прозаЯ был власовцем - Леонид Самутин

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 64
Перейти на страницу:

Три волны бомбардировщиков прошли над городом, и только удар первой пришелся на район, где была квартира Сахарова, но что это был за удар! Жиленков послал нас троих – Ламздорфа, Ресслера и меня на крышу тушить зажигалки, и с крыши шестиэтажного дома я увидел это море огня, полыхавшее над тем местом, где был центр Берлина. Но когда я увидел пустые провалы вместо домов, стоявших напротив и рядом, то ужаснулся и подумал – черт занес меня в этот проклятый Берлин! Ведь это чистый случай, что бомбы упали не на наш дом, а на соседние. Лежать бы нам сейчас там, под этими горами камней, как лежат сейчас там тела жильцов тех домов! Но и на нашей крыше ярким пламенем, разбрызгивая огненные капли, отчаянно воняя и дымя, горели зажигалки. Мы втроем быстро справились с полудюжиной зажигалок, еще и залив водой из бочек очаги начинающегося пожара.

Своего адъютанта Фрелиха Жиленков отправил к своей молодой жене, сестре той особы, которая примчалась к нам из кино – обе они дочери русского эмигранта. Кромиади под еще не кончившейся бомбежкой обегал квартиры матери Сахарова и свою, находившиеся здесь же, неподалеку, а меня Жиленков заставил отвести домой нашу неудачливую гостью.

И только тут, по дороге, я увидел своими глазами масштабы и размеры удара, полученного германской столицей от своих противников.

Город горел. Идти по улицам было невозможно – дым, жар и прямые завалы от рухнувших домов то и дело преграждали дорогу. На тротуарах и на проезжей части валялось выброшенное взрывами из квартир имущество, попадались трупы. Спасаясь от огня и сыплющихся искр, мы должны были прихватить в одном месте по подушке и, прикрываясь ими, кое-как добрались до маленькой тесной площади, кажется, это была Нюренбергерплац, на которой горело несколько трамвайных вагонов. Но там же был и спуск в метро – неглубокое берлинское метро, «У-Бан», как говорят немцы. Там мы нашли спасение вместе с тысячами других берлинцев. Поезда не ходили, и по свободным туннелями толпы горожан из разбитого центра стремились выбраться в те районы города, которые еще уцелели в этот раз.

Пройдя около семи километров по туннелям, мы выбрались наконец на поверхность и пошли по широкой улице, дома на которой тоже, впрочем, горели. Толпа людей шла в том же направлении, что и мы, но такие же толпы шли к нам навстречу.

Это неверно, что я «выводил даму» из зоны пожарищ и разрушений. Совершенно не зная города и его порядков, я бы никак не мог этого сделать. Моя спутница уверенно и твердо вела меня по городу, не уставая при этом рассказывать мне о себе, о Сахарове, его семье, о Ламздорфе, о Кромиади. За эти несколько часов ночных скитаний по разрушенному Берлину я узнал от моей спутницы множество интереснейших подробностей, включая и такие интимности, как ожидание ею ребенка…

– От кого же? – вырвалось у меня.

– Да от Игоря, конечно! – ответила она.

Игорь – это Сахаров, вот оно, оказывается, что! Но Сахаров – убежденный холостяк, жениться он никак не собирается, и в душе мне стало жаль эту неосторожную девочку.

Между тем она вдруг остановилась и окликнула какую-то пожилую пару, понуро протащившуюся мимо нас с тележкой и каким-то скарбом на ней. Несколько минут она разговаривала с ними, я разглядел только в неверном свете пожарищ, что это были невысокий пожилой господин и весьма почтенного вида очень немолодая дама, его жена, по-видимому. Я заметил, как этот человек показал на тележку со скарбом, сказал: «Это все, что у нас осталось…»

Распрощавшись со своими знакомыми, оставив их, моя спутница вернулась ко мне.

– Это генерал Бискунский с женой, главой русской эмиграции в Берлине. Их дом разбомбили, но не полностью. Все, что они успели вынести из горящей квартиры, у них на тележке. В основном, бумаги, архивы. Но, конечно, не все, а только часть. Остальное погибло.

Так, совершенно случайно, на улице горящего Берлина я встретился еще с одной «исторической личностью», бывшим царским генералом Бискунским, одним из известных деятелей белоэмиграции.

На другой день налет был повторен, но я глядел на него уже из безопасного далека. Сидя в Дабендорфе вместе с сотнями дабендорфцев, я глядел на зарево Берлина с расстояния 30–40 километров, на развешанные над городом «люстры», на перекрещивающиеся лучи прожекторов и взвивающиеся вверх разноцветные огни трассирующих зенитных снарядов. Вся феерия разворачивалась почти бесшумно, лишь иногда доходил до нас смягченный расстоянием, приглушенный гул разрывов бомб и зенитной канонады. Как это красиво издали, и какой это ад в действительности. Видя все это вблизи только сутки назад, я содрогался, представляя себе людей, находившихся сейчас там, в этом пекле, и в то же время думал – вот и дождались немцы настоящей войны у себя дома. Еще вчера утром я проезжал по улицам совершенно целого Берлина, ни одного разрушенного дома нигде не было видно, а теперь… За 24 часа два таких ужасных налета. Большая часть города перестала существовать, десятки тысяч людей погибли, сотни тысяч остались без крова, без имущества. До сих пор немцы несли это другим, теперь они получили это все сами: «Что посеешь – то пожнешь!»

В Дабендорф я приехал с докладом – мне нужно было доложить положение дел в наших частях генералам Трухину и Жиленкову, а при удаче – и самому Власову. Визит к Жиленкову носил, собственно, чисто формальный характер, поскольку еще вчера, на квартире Сахарова, до налета я успел ему все рассказать, то есть приватным образом. Трухин принял меня вполне официально, но очень приветливо и дружественно. Он производил приятное впечатление своей интеллигентностью и общей образованностью. Его манера слушать также располагала к себе – он не перебивал, не теребил, не требовал военной лаконичности.

Выслушав, он задал несколько вопросов. Прежде всего его интересовали наши взаимоотношения с немецкими штабами. Узнав, что у нас по этой линии все гладко и спокойно, он сказал:

– Это, конечно, заслуга Игоря Константиновича, то есть, значит, Сахарова. – Затем добавил: – Не везде так гладко. В Италии, правда, тоже спокойно, там фельдмаршал Кессельринг правильно понимает наше положение, а вот во Франции много трений у наших с немцами. Те смотрят на нас свысока, третируют наших пропагандистов и офицеров, придираются к нашей работе и нашей пропагандистской линии, требуют безусловного следования за немецкой пропагандой – прославление Рейха, фюрера, национал-социалистские бредни, даже антисемитизм.

Он был приятно удивлен, когда я сказал ему, что у нас немцы совершенно не суются в наши дела, полностью все предоставили нам «на откуп» и следят только, по-видимому, чтобы мы не занимались прямой просоветской, антинемецкой пропагандой. Тогда нас посадят. Я рассказал ему при этом о начальнике контрразведки гренадерской дивизии, при штабе которой находилась наша группа, лейтенанте Хемпфлере, из польских немцев, который явно окружил нас соглядатаями, но никакого прямого вмешательства в наши дела не делает и препятствий ни в чем не чинит. Мы всегда помним об этом наблюдении и не зарываемся.

Неожиданным был конец этого разговора. Перед тем, как отпустить меня, Трухин сказал следующее:

– Есть, поручик, одно дело, которое я могу высказать вам в виде устного и совершенно конфиденциального приказа. Заключается это дело вот в чем. Вы знаете, что среди нас, русских, довольно большое число людей замарало себя совершенно беспринципно, не службой даже, а прислуживанием немцам, при этом многие дошли до преступлений против собственного народа – разные начальники полиции, следователи, некоторые бургомистры и другие подхалимы и подпевалы. Немцы о таких своих прихвостнях проявляют трогательную заботу и теперь, уходя с оккупированных земель, уводят их с собой, чтобы куда-нибудь их пристроить, навязывают их нам, требуя, чтобы мы давали им офицерские должности в нашей системе. Мы сейчас не можем предъявить счет этим людям, потому что они находятся под опекой немцев, но придет время, и мы с них спросим – и пусть они отвечают перед народным судом за все, что они совершили под крылышком у немцев на родной земле. Вас я обязываю – в вашем поле зрения знать всех таких людей, не спускать с них глаз, наблюдать за их поведением – и быть с ними предельно осторожным. Никаких списков не заводить, все сведения держите в голове, когда будет нужно – эти сведения нам понадобятся. Вот такое неожиданное поручение получил я на прощание от генерала Трухина!

1 ... 53 54 55 56 57 58 59 60 61 ... 64
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?