Вот оно что! Кто-то готовил нападение на Славу! Я пока толком не знаю, как оно было осуществлено, но оно совершилось! А я не смогла ничего сделать. А что я могла? Я не знаю, как управлять моим даром, я вижу только то, что вижу, ничего больше. Я могла и хотела предупредить Славу, что какие-то смутные личности намереваются то ли взять, то ли дать ему какой-то сверток, и от этого будет очень плохо. Не думаю, что на Славу мои слова произвели бы хорошее впечатление…

Ой-ёй, кажется, мой дар стал приносить мне неожиданные неприятности. Теперь я как будто причастна к тому, что случилось со Славой. Может, мне пойти к кому-то из хорошо известных колдунов и попросить научить толком пользоваться этой неведомой мне ранее способностью? Это уже обсуждали, это ерунда. Так. По крайней мере, надо сообщить приметы преступников в полицию и постараться сделать это так, чтобы мне поверили и не сочли сумасшедшей или шарлатанкой.

Я выключила радио и уже с меньшим энтузиазмом стала пробираться к МКАД по привычно переполненным в будний день улицам. Авария, еще авария. Мальчишка лет девятнадцати выехал на тротуар, смел рекламный щит и помял две припаркованные на тротуаре машины. Парковаться на тротуаре нельзя, ездить по нему тем более. Интересно, куда он спешил? Встал рано, в спешке натянул узенькие, смешные спущенные штанишки, еще и голову залил гелем, зачесал наверх редкие светлые волосики… Очень спешил, но все же выправил из-под штанишек полосочку белых трусов, на широкой резинке которых четко пропечатана знаменитая фирма одежды. Что будут показывать миру дети вот этих детей, ведь каждое последующее поколение становится все более и более откровенным в своих диалогах с миром?

Господи, почему многое в нашей сегодняшней цивилизации кажется мне признаком ее заката? Потому что я слишком много знаю, читала лишнее? Читала, что у всех цивилизаций был период расцвета и заката? Что есть неоспоримые признаки вырождения человека и общества, во внешности людей, в том, чем занято общество и каждый в частности?

Хотя сегодня для этого и читать много не надо. Включи телевизор, услышишь и про грядущую гибель цивилизации, и про поворот оси Земли, и про предначертанный и рассчитанный еще далекими предками апокалипсис, сроки которого известны беспокойным мистикам и астрологам… А послушай порой нас с Лапиком, так поймешь, что конец света уже наступил, только мы его не заметили, живем уже по ту сторону – думаем, что живем…

Я резко затормозила, не доехав буквально сантиметра до вдруг остановившегося передо мной как вкопанного светлого Лексуса. Хорошая машина, большой дорогой внедорожник, имеет право на капризы на дороге – так, наверно, думает хозяин. Из машины вышла сильно обтянутая офисным костюмчиком средне молодая женщина и процокала на каблучках к багажнику, чтобы убедиться, что я ее не задела. Как, интересно, она водит машину на таких каблуках?

– Коза! – она подошла к моему полуоткрытому окну. – Ездить научись! – Хозяйка Лексуса еще сказала несколько матерных слов и даже потрясла перед моим носом остро пахнущим ванилью и еще чем-то горьким кулачком. Я успела заметить длинные красные ногти с нарисованными на них черными и серебряными затейливыми веточками и толстое обручальное кольцо.

Я только пожала плечами и закрыла окно. Вот то, что мешает мне жить в сегодняшнем дне и радоваться, что я родилась в конце двадцатого века. Когда прошли войны, когда появились фантастические средства связи и передвижения. А человеческая глупость и хамство остались. Так какая мне разница – вываливаю я по утрам помои из окна на улицу или аккуратно завязываю целлофановый пакетик с мусором и выбрасываю в мусоропровод, который регулярно моет хлоркой дворник Файзулла, который живет в подвале моего дома и ненавидит меня так же, как вонючий мусоропровод, в который мои преуспевшие в жизни соседи не гнушаются порой выливать недоеденный гороховый суп?

Какая разница – пью ли не имеющую вкуса фильтрованную воду из специального тонкого краника или тащу два тяжелых ведра ледяной, сводящей зубы водицы на собственных плечах? Сижу ли я одна в новостройке с панорамным остеклением или в чистом поле… Разве это меняет главное?

Суть человеческая остается той же. Так же становится больно от жестокости и несправедливости жизни. Так же болит душа, так же не хочется думать о плохом, смотреть на неприятное, так же хочется надеяться и верить, что самым немыслимым мечтам суждено сбыться.

Так. Что мне надо сейчас сделать, чтобы в душе не было столь гадко? Чуть не разбила машину, услышала в свой адрес мерзкие слова… Выйти, толкнуть эту тридцатилетнюю наглую тетеньку, чтобы она полетела в своем тугом перламутровом костюмчике до ближайшей лужи, плюхнулась бы в нее, посидела бы, может быть, одумалась, не стала бы так хамить. Все-таки зря интеллигентные люди перестали драться. В лучшем случае можно получить пощечину. А так чтобы по-настоящему, от всей задетой души…

А почему, собственно, нет? Сидеть и ныть, что меня обозвали ободранной козой, которую давно не желал ни один козел (если перевести с тетенькиного языка на приятный мне русский), да еще с утра пораньше, когда я еду в свое прекрасное будущее с Климовым?

Я быстро открыла дверцу, вышла из машины, подошла к тетеньке, с сосредоточенным видом ковырявшей свой номер, до которого я не доехала полсантиметра, и изо всех сил толкнула ее на землю. Тетенька от неожиданности крякнула, плюхнулась в серую пыльную канавку на продавленном асфальте, на тугом костюмчике отлетела пуговица, и тетенька, набрав побольше воздуха, прокричала что-то сильно матерное. Вот и ладно. Пока она вставала, отряхивалась и бежала ко мне, чтобы, соответственно, дать сдачи, я села в машину, ловко встряла в плотный поток машин, обтекавший нашу несостоявшуюся аварию, и уехала.

Вот бы Генка Лапик видел меня! Материалу было бы на всю беседу. А тема, кстати, хорошая. Сколько интеллигентских соплей пролито по поводу интеллигентских же соплей русской интеллигенции. Тем она и хороша, русская интеллигенция, что честь не позволяет ей ни унизительной работой заниматься, ни сдачи давать, ни играть с плохими людьми по их плохим правилам. Не оттого ли она всё проигрывает и проигрывает, уже больше века, и всё тает и тает. Так я и скажу. Представляю, что ответит Генка.

Ответит Генка? О чем это я? А я разве не еду… А зачем тогда я взяла осенний шарфик и праздничное платье? Разве не затем, чтобы проводить осенью в Калюкине семейные праздники? Как-то этот инцидент чуть не сбил меня с главной темы дня, не эфирного, не журнального – моего собственного.

Пробка, в которую я только что встала, тянулась невыносимо долго. Вот, кажется, знакомый двор, через который можно сигануть и хорошо сократить путь. Так мы и сделаем. Я завернула во двор, не сразу поняв, чем же он мне знаком. И лишь когда поехала мимо старой пятиэтажки с покосившимися козырьками подъездов, у меня в душе что-то ёкнуло. Или кажется, или точно он. Двор, где живет мальчик Женя Апухтин. У родителей своя жизнь на лыжах, в которую почему-то не берут Женю, а у мальчика – страшный дядька, проходящий сквозь стенку, и ночевки у соседей. Почему, собственно, я решила, что так бывает всегда? Просто я случайно тогда попала в такое время.