– Зайка, как у вас дела? – раздался сзади голос.

Я обернулась. Добротно и просто одетый папа – таким будничным голосом обращаются, разумеется, только к жене – незаметно подошел к жене и сыну.

– Выбрали? Покупаем?

Мальчик помотал головой, а белоснежная зайка величественно кивнула:

– Да, бери ботинки, иди плати!

Папа спокойно взял ботинки у сына, пошел к кассе. Папа – вполне еще не старый, нормальный на вид, точно обеспеченный. Наметанным взглядом я увидела и добротный костюм, и дорогие очки, и часы. Да и походка благополучного, уверенного в себе человека. Вот нравится же ему такая зайка с пером в голове средь белого дня. И не стыдно за ее наряд, и слушается ее… А сзади плетется бледный молчаливый мальчик, которому купили страшные коричневые ботинки для неведомых концертов. Наверняка вымучивает Гайдна и Черни на скрипке или на пианино.

Интуиция моя, мое внутреннее зрение молчало. Я ничего не видела и не слышала об этой семье, кроме того, что видели и все остальные. А ведь наверняка за всем этим стоит какая-то интересная тайна, что-то странное, что-то, о чем говорят шепотом, о чем, лишь узнав, бегут рассказывать в учительской, в подсобке, в курилке лучшей подружке… Почему зайка так наряжена средь бела дня? Почему мальчик такой бледный и покорный? Может, это не его мама?

– Я знаю этого мальчика, – вдруг сказал Женя, когда мы уже спускались по эскалатору из детского магазина. – Он учился у нас в классе, потом его перевели в частную школу.

– Почему?

– Не знаю. Наверно, там уроков меньше.

– Почему же ты не поздоровался с ним?

Женя пожал плечами и ничего мне не ответил. Странные законы мира детей, я ничего о них не знаю, выходит. Дети, которые сидели в одном классе, вместе ели йогурты в столовой, вместе бегали на физкультуре, потом, встретившись случайно, не здороваются. Я уже забыла, почему так делают дети, или в моем детстве жили по другим законам?

Когда я предложила редакторам поговорить на передаче о пользе драки, Генка, слышавший наш разговор, недобро прищурился:

– Что, подралась с кем-то, звезда? Мало тебе того, что ты порядочным людям кишки взглядом взрываешь, так ты еще и дерешься. Что молчишь?

– Так ты все за меня сказал. Подралась, потом взорвала. Теперь хочу этим похвастаться.

– Ужас! – Генка картинно воздел руки к потолку.

А я заметила настоящий ужас в глазах Жени. Все-таки удивительное свойство детства – верить слову. То, над чем потом бьется человек в своем взрослом состоянии – ткёт, ткёт словами иную, придуманную реальность, – в детстве есть само собой. Вот сказали, что я злая волшебница, – иди теперь разубеждай мальчика. Ведь уже произнесено, значит, так оно и есть.

– Ты пойдешь на передачу или будешь из-за стекла смотреть? – Я осторожно погладила мальчика по светлым волосам.

– А можно я привет маме с папой передам? – шепотом спросил меня Женя, ничуть не отстраняясь.

И я поняла, что мальчик, очевидно, сразу смирился с тем, что и волшебница ему досталась злая.

Собственно, ничего в этом необыкновенного нет. Зло – неотъемлемая часть мира, Женя это точно знает. Живет же злой дядька в стене под его квартирой. И ничего. Женя привык с ним бороться, как может. Есть некая зона равнодушия в его семье, это очевидно, и наверное, не очень доброго равнодушия, но он привык принимать это как данность. Вот и я – оттуда.

Нет! Я совершенно не хочу, чтобы мальчик считал меня злой, да еще и сбежал при первой возможности. Только как теперь разубедить Женю? Подарки, которые я ему купила, ни о чем не говорят. Злые волшебники как раз очень любят заманивать детей подарками, а потом съедать. Это же всем известно.

– Лика! На минуточку зайди! – Лёня помахал мне рукой из своего небольшого кабинета.

Я без колебаний твердо взяла Женю за руку.

– Пойдем, будешь все смотреть сам.

Есть еще такой метод внушения – тактильный. У злого волшебника рука холодная, влажная. Когда он сжимает тебе руку, по всему телу бегут острые колючие мурашки, как пузырьки страха и чего-то еще, необъяснимого, что не имеет точного названия, но чего-то тяжелого, противного, неотвратимого. А вот у доброго… – примерно такая, как у меня.

Я постаралась вложить в пожатие маленькой ручки, безропотно протянутой мне, все, что могла, чтобы он перестал меня бояться после Генкиных слов. И надо же – почувствовала, даже не глядя на Женю, как он улыбнулся.

– Гена такой человек. Он все говорит наоборот, понимаешь? Ты сейчас сам услышишь.

– Зачем?

– Зачем… Чтобы было смешнее. Ему нравится смешить людей. Помнишь такое стихотворение – воробьи закрякали, муравьи захрюкали, что-то в этом роде.

– «Путаница», – уточнил Женя. – Мы учили в школе. Котятам надоело мяукать, они хотели хрюкать, как поросята.

– Да. Ведь смешно?

– Не очень.

– А как? – удивилась я.

– Страшно. Если все будет наоборот.

– Да, наверное. Так, заходи первым. Лёнь, вот я сегодня с гостем. Он тоже, если не растеряется, может высказаться насчет пользы драки. Да, Женя?

– Не растеряешься? – Леня посмотрел на мальчика и вопросительно взглянул на меня. – Тебе это очень надо?

– Да.

– Тогда ок. Я хотел сказать насчет оплаты. Мы сегодня уже Маринке поставили эфир, так что потом как-нибудь посчитаем, йес?

– Ага, – кивнула я. Мне показалось, что Леня хочет сказать еще что-то. – Что?

– Тебе идет, – Леня кивнул на мальчика. – Очень неожиданно. И крайне симпатично. То, чего тебе не хватало. Ну, давайте, идите. С богом. Или с чертом, кто тебе помогает?

Я укоризненно посмотрела на Леню.

– Взрослый человек, а говоришь ерунду, Леня! Мне высшее образование помогает, и мама с папой в детстве помогли.

– И мы, как можем, с копеечкой, – улыбнулся Леня. – Да? Скажешь там, своим, хвостатым и рогатым, чтобы нас без нужды не трогали?

Я только вздохнула. Слава моя, слава. Поползла, посочилась по всем лазеечкам, дырочкам, во все неуверенные головы в первую очередь, во все слабые зависимые души… Цивилизованные взрослые люди, а с удовольствием поверили в потусторонние силы, которые помогают мне уничтожать врагов… Да у меня и врагов-то особых нет. Может, я у них есть, это другое дело. Но я сама и трех настоящих врагов не насчитаю. И Сутягина я давно простила и оправдала, еще до его смерти.

За две минуты до эфира я полезла в карман выключить телефон, а он затренькал у меня в руках. Только бы не Верочка. Обычно она звонит в неподходящее время, чтобы сообщить о своих переживаниях. Но это была не Верочка.

– Лика! – нервно выдохнула Герда. – Приезжай сейчас. Прямо сейчас, если можешь. А то у меня просто сдают нервы.