множества людей, наблюдавших за всем этим из окон, священник поднял Сисеро и вколотил его в мусорный бак.

– Попробуй только еще раз появиться на моих улицах, – сказал священник. – Я с тобой еще не так разберусь. Comprende?[47]

– Фонял, – прошепелявил Сисеро, выплевывая кровь и кусочки зубной эмали.

Он попытался выбраться из бака, но тут черные волны обрушились на него и зашвырнули на самое дно моря.

– Эй, отец Сильвера!

Священник обернулся на крик. К нему бежал маленький мальчик в синих джинсах и потертых белых кроссовках. Подбежав ближе, мальчик заметил торчавшие из помойного бака руки и ноги и остановился с раскрытым от изумления ртом.

– Привет, Леон! – сказал отец Сильвера, потирая содранные костяшки правой руки. – Почему ты не в школе?

– Э-э… не знаю, – ответил мальчик и отступил на шаг, потому что рука Сисеро шевельнулась. – Я не сделал домашку.

– Это не оправдание. – Сильвера строго посмотрел на него. – Твой отец разрешил тебе остаться дома вместо школы?

Леон покачал головой:

– Я должен позаботиться о сестренке. Папа вчера не вернулся домой.

– Не вернулся домой? А куда он пошел?

Мальчик пожал плечами:

– Он велел мне остаться с Хуанитой, а сам собрался поиграть в карты. Это было вчера вечером.

– И он сегодня не ходил на работу?

Леон снова покачал головой, и плечи Сильверы чуть поникли: он помог Сандору Ла Пазу устроиться на работу в гараже, даже поручился за этого ни на что не годного бастарда. А теперь Сандор, по всей видимости, проиграл в карты недельный заработок местным шулерам, а потом напился в баре до беспамятства.

– У вас с Хуанитой все в порядке?

– Si, у нас все хорошо, святой отец.

– Ты поел что-нибудь на завтрак?

Мальчик повел плечами:

– Чипсы «Тако». Но Хуаните я налил стакан молока.

– Твой папа оставил вам какие-нибудь деньги?

– Оставил немного, в ящике стола. – Лицо мальчика слегка помрачнело. – Он ведь вернется домой?

– Конечно вернется. Наверное, он уже дома. И лучше бы ты сам тоже вернулся и присмотрел за Хуанитой. Она еще слишком маленькая, чтобы оставлять ее одну. Беги скорей. Я загляну к вам чуть позже.

Леон просиял и уже отворачивался, когда услышал слабый стон, и это точно стонал не человек в мусорном баке. Мальчик обернулся и увидел, как отец Сильвера дрожащей ладонью утирает пот со лба.

– Вы себя хорошо чувствуете, святой отец?

– Да. А теперь скорее домой. Скоро увидимся. Беги!

Мальчик помчался к дому. Ему стало лучше от того, что отец Сильвера пообещал навестить их. Раз уж padre[48] сказал, что все будет хорошо, значит так и будет. И папа тоже окажется дома. Падре настоящий волшебник.

Сильвера понимал, что люди смотрят на него из окон. «Не сейчас, – сказал он себе. – Пожалуйста, не дай этому случиться прямо сейчас!» Он опустил руку, и та задергалась в беспорядочных спазмах. Почувствовав, как внутри закипает ярость, он внезапно пнул ногой помойный бак, и Сисеро вывалился через край прямо в сточную канаву. Он шевельнулся и попытался встать на ноги.

– Запомни мои слова, – сказал Сильвера. – Не ошивайся здесь больше. Я буду следить за тобой.

Сисеро доковылял до своего «империала», сел за руль и включил зажигание. Затем сплюнул кровью в сторону Сильверы и крикнул:

– Я достану тебя, сучара!

Автомобиль с ревом сорвался с места, оставив за собой синий дымок выхлопных газов и запах горелой резины.

Сильвера засунул руки в карманы и зашагал прочь от бдительных взглядов. И успел завернуть за угол, прежде чем желчь вулканической лавой поднялась из желудка. Он согнулся пополам, и его вырвало прямо на стену, а тем временем пальцы в карманах дрожали, словно их дергали за невидимые нити. Сильвера вытащил руки и прислонился спиной к размалеванной граффити стене, наблюдая за тем, как дергаются пальцы и пульсируют под кожей вены. Казалось, они принадлежали кому-то другому, потому что Сильвера не мог больше управлять ими и не знал заранее, когда начнутся или закончатся эти спазмы. Они еще не приступили к медленному подъему по предплечьям, как сказал ему любезный доктор из окружной больницы. Но это только вопрос времени. Раз начавшаяся смертельная пляска мускулов уже необратима.

Мгновение спустя он двинулся дальше, мимо еще сильнее обожженных солнцем многоквартирных домов и еще более приземистых пыльных домиков, зажатых между кирпичными стенами. Баррио словно бы уходил в бесконечность, одна узкая замусоренная улица сменялась другой. Сильвере казалось, что это место пропахло гниющими, задыхающимися душами, смердящими трупами тех, кто погиб в тупиках гигантского, запутанного лабиринта жизни. «Так много всего нужно сделать, – повторял он себе на ходу. – Так много дел, и так мало времени». Ему предстояло отыскать Мигеля и Линду и уберечь их от дьявольской отравы, но это может оказаться нелегкой задачей. Один раз попавшись на крючок, куда легче уплыть в забвение героиновых грез, чем вернуться к суровой реальной жизни. Сильвера знал, что это такое: на внутренней стороне обоих локтей у него остались следы от иглы как свидетельства того, что он два года провел на грани скотского существования.

«Так много дел и так мало времени, – думал он. – Господи, помоги мне! Прошу Тебя, дай мне силы. И время. Пожалуйста!»

В конце квартала он разглядел колокольню своей церкви, зажатую между домами. Она была выкрашена в белый цвет, а большой бронзовый колокол отражал крупинки солнечного света, проникавшего сквозь открытые ставни. Сильвера нашел этот прекрасный колокол в заброшенной миссии городка под названием Борха, неподалеку от мексиканской границы. Город почти обезлюдел, и от него исходила аура древнего зла. Один из немногих оставшихся жителей рассказал Сильвере, что несколькими годами раньше сюда пришел человек, именующий себя Баалом, и с той поры Борха был осквернен. Сильвера больше сотни миль вез этот колокол из пустыни на своем пикапе по извилистой, выжженной солнцем дороге. С помощью кое-кого из жителей района он соорудил подъемник и затащил колокол на башню. Потом много недель надраивал его, очищая от ржавчины, зато теперь колокол пел радостным, чистым голосом, зазывая на воскресную мессу и объявляя о субботних венчаниях, или тихо и скорбно звонил на погребальных процессиях, став символом церкви Святой Марии. Не так давно у самой вершины колокола появилась трещина, и теперь она постепенно сползает к ободу. Участь колокола была ясна, и все же он должен прослужить еще долго. Сильвера улыбнулся, вспомнив, как Леон и другие дети называли его «голосом Марии».

Отец Сильвера подошел к церкви и поднялся по шатким деревянным ступенькам переднего крыльца. Он чувствовал себя немного лучше, перестал