— Люцифер не такой, — я с вызовом вскидываю подбородок.

Рука сама тянется к ключице.

Он возвращается без единой царапины. Я еле сдерживаюсь, чтобы не задрать его рубашку и не проверить, нет ли скрытых порезов или синяков.

— Подслушивала нас с Заганом? — в бархатистом голосе слышится недовольство, но я понимаю, что оно показное.

— А ты проверь, — приблизившись, я широко распахиваю глаза.

Из-за яда ему не удастся прочитать мои мысли — как не воспользоваться ситуацией и не поддразнить в отместку за все скабрезные шуточки? 

— Опять дерзишь, — обхватив за талию, Люцифер рывком притягивает меня к себе. — За это можно и поплатиться.

— Будешь кидаться огнем? — я ответно обнимаю его за плечи.

Игриво, без малейших угрызений совести. Мне нравится к нему прикасаться, и я не хочу этого скрывать.

Люцифер хищно прищуривается, но вместо гнева во взгляде лукавый блеск — его явно забавляет происходящее. О чем же он говорил с отцом, если вернулся в приподнятом настроении?

— Привяжу к кровати.

Даже от адского пламени мои щеки так не пылали. Люцифер острит в своей привычной манере, заставляя дыхание сбиваться. Я таю от предвкушения. И жду поцелуя — о нем просит каждая клеточка моего тела — а демон продолжает раззадоривать. Медленно обводит пальцем мои губы и дает новое обещание:

— Неделю не выпущу из спальни. 

Адреналин подскакивает вместе с сердцем. Чертов искуситель! Как он это делает? От одного лишь шепота я плавлюсь словно воск.  

И да, я знаю, что при свидетелях Люцифер снова наденет маску безразличия и цинизма, но это неважно. Есть здесь и сейчас — момент, когда он может быть собой, не таясь, а я могу не скрывать желаний.

Собираясь легонько куснуть его палец, я случайно цепляюсь взглядом за пентаграмму в вырезе рубашки. Пульс сбивается снова, в этот раз от тревоги. Эйфория мигом улетучивается, стоит вспомнить о Сатане.

— Он точно нас не видит? — с опаской шепчу я.

— Могу вызвать — спросишь лично, — усмехается Люцифер, скользнув ладонью с талии к ягодицам.

Его вольности не сбить меня с мысли. Татуировка нужна для двусторонней связи! Наверняка и остальные сделаны не просто так. Как завороженная я поглаживаю чернильный клык змеи на его шее:

— Каждая из них важна…

Я не спрашиваю, но Люцифер кивает:

— Есть защитные, укрывающие, излечивающие.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍ — А моя? — в задумчивости я касаюсь ключицы.

Теперь я понимаю, око не было испытанием доверия. Люцифер поставил печать с другой целью.

— Угадаешь — дам фору на финальном отборе, — наклонившись, он целует меня в плечо.

Под горячими губами кожа покрывается мурашками, я жмурюсь от удовольствия… но назойливый голосок любопытства громче шепота вожделения.

Глаз Бога. Масоны. Великий Архитектор, наблюдающий за трудами вольных каменщиков[1]. 

— Так ты… следишь за мной! — наконец, понимаю я. И почему-то не чувствую раздражения. Быть может, я прежняя разозлилась бы на Люцифера за своевольность. И сочла бы татуировку посягательством на свободу, но теперь мне интересно, на что еще способна маленькая пирамида под ключицей. — А я могу связаться с тобой?

— Дотронься до нее и узнаешь.

Так просто? Одно касание, и он ответит на зов? Я радуюсь как ребенок новой игрушке и воодушевлением тянусь к узору, но эксперимент прерывает стук в дверь.

— Люцифер, ты нужен на совете, — зовет Заган.

Я со вздохом отстраняюсь:

— Тебе лучше не опаздывать.

Наше «здесь и сейчас» закончилось. Один поворот ручки все изменит. Я снова стану «никчемной» необращенной, а он — сыном Владыки ада, заносчивым, грубым и закрытым.

Люцифер не спешит убирать ладонь с моих ягодиц.

— Сначала проведу тебя к тоннелю, — тоном, не терпящим возражений, заявляет он, а когда я начинаю отнекиваться, добавляет с ехидцей: — Не советую со мной спорить, Райли. Как и разгуливать по аду без трусов.

Я не успеваю коснуться татуировки — Ксавиан наваливается на меня и заламывает руки за спину.

— Свяжи ее, — Луциана бросает ему моток золотых нитей. — И отнеси к лодкам.

Пока он стягивает мои запястья и крылья, я отчаянно бьюсь, брыкаюсь и даже пытаюсь укусить. Сопротивление заканчивается тяжелой пощечиной. От удара звенит в ушах, а оскалившееся лицо Ксавиана расплывается перед глазами.

Придавив к земле, он шипит мне на ухо:

— Уже скоро мы с тобой развлечемся, свеженькая.

— Пусти, — извиваюсь я.

Наблюдая над моими жалкими потугами, Луциана, паясничая, складывает руки в молитве.

— Великий Творец, и это дочь архангела Твоего, — и наклонившись ко мне, добавляет с сарказмом: — Надеюсь, ты хотя бы умрешь с достоинством.

Ксавиан хрипло хохочет, оценив шутку.

— Моя смерть не вернет Саата! — со злостью бросаю я.

— Какая осведомленность, — Луциана иронично изгибает бровь. — Мне нет дела до твоей никчемной жизни.  Надеюсь, твоей матери она небезразлична. Святая пустышка дважды игнорировала мои послания, может, хотя бы третье до нее дойдет.

Послания? Ну конечно! Печать Дамаила и разбитая фреска были провокацией, чтобы вызвать мою мать в академию!

— А если и оно не сподвигнет ее появиться, — Луциана достает из-за пояса кинжал и, едва касаясь, проводит острием по своей шее. Красноречивое предупреждение. — Лучше молись, чтобы архангел Юдифь почтила нас своим присутствием.

— Луциана! — на ступенях замка появляется Данталион.

Он безоружен, но его не останавливают ни ощетинившиеся копья, ни занесенные мечи. Развернув ладони, Данталион медленно идет сквозь строй беглых заключенных, а те не решаются напасть без приказа.